Елена Сазанович - Это будет вчера

И сегодня ночью я только Филу мог показать свои работы. Только ему доверить вершину своего мастерства. Он приехал, как я и ожидал. И совсем скоро.

– Чертовски рад тебя видеть, старик! – заорал он с порога. – При ночном свете ты выглядишь лучше, поверь.

– Привет, Фил, – я крепко пожал его руку.

Выглядел он, как всегда. И я в глубине души завидовал его внешности тоже. Хотя по красоте был выше его на две головы. Он, юркий, невысокий, длинноносый, почти некрасивый обладал удивительным обаянием, покоряющим окружающих. Он никогда не носил костюмы, галстуки и темные очки. Небрежный, рваный, даже неопрятный, он все равно умел покорять всех. И это меня даже раздражало. Потому что я так жить уже не мог.

– Ну, и чем ты порадуешь? – широко улыбнулся Фил и хлопнул меня по плечу. – Не сомневаюсь – очередным шедевром?

– Ты угадал, Фил. Я сейчас проявляю одну любопытную пленку. Поверь, это очень для меня важно. И твое присутствие мне просто необходимо.

– Прекрасно! А я в это время с твоего позволения выпью, идет?

Я поморщился. Мне тоже чертовски хотелось выпить. Но я уже жить так не мог.

– Валяй, Фил. Ты знаешь, где бар. Все для тебя.

Он мигом очутился у бара. И вытащил бутылку коньяка.

– О! Григ! Ну, у тебя и запасы! Я такого лет сто не пил. А, возможно, и никогда. Обожаю коньяк.

Я тоже обожал коньяк. Но вот уже несколько лет к нему не прикасался. Но из чувства какого-то мазохизма всегда его покупал. И мой бар был полностью набит спиртным.

– А какая закуска! Ну, ты даешь!

Фил уже бесцеремонно копошился в холодильнике, вытаскивая копченую рыбу, сыр, креветки. При этом причмокивая языком и облизываясь. Похоже, до великого искусства ему не было никакого дела. Он, как ребенок, радовался одной минуте, в которую ему протянули конфетку. Наконец Фил повернулся ко мне, словно только что вспомнил о моем существовании.

– Не присоединишься, а, Григ?

Я отрицательно покачал головой.

– Я проявляю пленку. А ты смотри, не нажрись до моего прихода, Это, поверь, очень важно.

– Я и не сомневаюсь в этом.

А я вот сомневался, что для него вообще существует такое слово, как важно. И пока решил Григу не рассказывать о нашей случайной встрече с Ольгой. Мне захотелось сразить его наповал. Потому что, несмотря на его чудовищное легкомыслие, он как никто умел по достоинству оценить прекрасное. И главное – он не умел лгать.

Во время работы меня охватило странное волнение, слабость до тошноты. Но я трудился, как машина, с необыкновенной точностью, аккуратностью, не допуская ни малейшей ошибки.

С пленкой в руках я зашел к Филу. Он уже успел опустошить полбутылки, и его зеленые глаза блестели в полумраке.

– Фил, я очень волнуюсь. Взгляни ты, Фил, – и я протянул пленку.

Он, не включая дневной свет, долго рассматривал пленку, наморщив лоб.

– М-да. Качество великолепное. Я всегда знал, что ты гениальный фотограф. Но такие странные кадры… Что-то непонятное на них. Ты знаешь, у меня даже дрожь пробежала по телу. Какую душу на сей раз ты решил разделать, мой дорогой коллега?

– Это пока секрет. А сейчас я сделаю эти снимки.

– Ты не хочешь даже взглянуть на пленку?

– Я не хочу подготовительного этапа, Фил. Мне нужен внезапный взрыв.

– Смотри не ошибись, – и Фил серьезно на меня посмотрел, что ему было несвойственно.

– Одно из моих главных достоинств – это то, что я давно не ошибаюсь. Все свои ошибки я похоронил в прошлом.

И я прикрыл за собой дверь, оставив его растерянного с бутылкой наедине. А сам принялся за работу. Я сделал на маленьком клочке бумаги пробный снимок. Качество действительно вышло превосходное. И превзошло все мои ожидания, и дальше, уже как робот, твердой, точной рукой я печатал один за одним снимки.

Это было странно, но впервые за мою работу я не мог взглянуть на фотографии. То ли страх сковывал меня, то ли предчувствие скорой победы. Так или иначе, волнение, заполнившее меня не оставило мне шанс посмотреть на проделанную работу. И я, бросив снимки в закрепитель, тут же направился к Филу. Я был бледен, руки мои слегка дрожали. И на шее заметно пульсировали вены.

– Что с тобой, старик? – округлил свои кошачьи глаза Фил.

– Фил, я уже не могу. Пойми меня. Я сделал все, что мог.

Теперь очередь за тобой. Ты должен завершить все. И ты первый должен взглянуть на них.

– Выпей, старик. И поверь, вскоре все станет на свои места.

– Я не пью, – Фил, – сквозь зубы процедил я. – Мне так хотелось выпить.

– Ты хочешь долгой жизни, Григ? Я угадал?