Елена Сазанович - Солдаты последней войны

И, словно извиняясь за свой эгоизм, я потрепал Котьку по рыжему загривку. Он даже не шелохнулся. Он вновь смотрел вдаль проносящегося мимо леса совершенно отсутствующим взглядом, никого не замечая вокруг. Будто не желая существовать во времени и пространстве. И мне на миг показалось, что мы с ним удивительно похожи…

Моя жена Лерка ушла от меня пять лет назад… То был самый трудный период в моей жизни. И не потому, что сегодняшний легче. Ничего, по сути, не изменилось, разве что время помчалось еще быстрее. И со скоростью его утекания в геометрической прогрессии увеличивалось количество неудач и размеры отчаяния. Но к сегодняшнему существованию я привык. Даже не то, чтобы привык, просто понял – деваться некуда. И в конце концов с этим пониманием обрел хотя бы относительный покой и какое-то тупое смирение. Тогда же, пять лет назад… Когда ушла моя жена Лерка, я долго не мог смириться. И мне казалось, что я единственный на свете неудачник и мне единственному на всем белом свете не везет… Теперь я так уже не думаю. Теперь думаю, что я – один из многих. И эти многие – далеко не самые худшие в нашем мире. Просто они не приняли его. И не согласились с ним.

Моя жена Лерка, чертовски хорошенькая и чертовски бездарная. Куколка со стандартной фигурой топ-модели и длинным язычком, который за пару минут успевал сообщить цены на все модные тряпки, обмыть косточки всем подружкам и полить грязью всех недругов. Она с детства мечтала стать кинозвездой, с отрочества вертелась в «золотой» тусовке и с юности лезла ко всем знаменитостям. До сих пор не могу понять, как на ее удочку попался я сам? Она была настолько реальна, заземлена и практична, что порой хотелось улететь от нее в космос. Или на крайний случай – стать отшельником.

И все-таки я бы покривил душой, сказав, что мне с ней всегда было плохо. Несмотря на свое рациональное мышление, она умудрялась украшать мою жизнь. Скорее всего потому, что подобным мышлением я не обладал. Она умела здорово веселиться и здорово целоваться. Манила к себе тоненьким пальчиком с накрашенным ноготком, и я забывал обо всем на свете. И всегда знал, что она меня бросит. Знаменитостью я не был. А стать звездой она не могла. Тем более со мной. Потому что я всегда знал, что она бездарна. Что, пожалуй, знала и она сама, хотя ее это не так уж сильно и волновало. Она была уверена, как и многие ей подобные, что талант далеко не залог успеха. Лерка знала, что все равно спокойно сможет забраться если не на самую верхушку Олимпа, то уж до середины этой вожделенной горы наверняка доберется. Зацепившись на каком-нибудь жалком ее пригорочке. Но для начала пути почему-то выбрала меня. И ошиблась. И никогда не могла мне простить собственную ошибку…

Мы познакомились с ней, когда я еще практиковал в центральной невралгической клинике. Ее доставили к нам с диагнозом острой депрессии, сопровождающейся приступами истерии. В медицинской карте было записано, что она работает моделью какого-то дома моды. На следующее утро я зашел навестить новую пациентку. После уколов она была еще слаба и бледна, а белокурые кудряшки волос слиплись от пота в путанные жгутики. И по началу я даже поверил в ее болезнь. Хотя у меня не поворачивался язык назвать депрессию болезнью, поскольку как профессиональный психиатр на своем веку я повидал многих по-настоящему больных людей. А депрессию всегда считал непозволительной роскошью всяких бездельников. Но, глядя на это белокурое бледное существо с ангельским личиком, я даже растрогался.

– И что же, девушка, у нас приключилось? Вас, наверное, бросил какой-нибудь негодяй? – предположил я, поскольку подобное развитие событий явно напрашивалось.

– Нет, – еле слышно вздохнула Лерка. – Просто… Я сама даже не знаю… Что-то мучает меня. какая-то необъяснимая тоска. какие-то мрачные мысли гнетут…

Я с подозрением взглянул на Лерку. Что угодно, но только не «какая-то необъяснимая тоска» и не «мрачные мысли». Фразы явно заученные или где-то подслушанные. И я подумал, что она еще та штучка.

– Вот что, девушка, зайдите ко мне на прием через часика два, после обхода. Идет? Или вы очень слабы?

– Да, конечно… Слаба… – она устало провела ладонью по вспотевшему лбу. Неумелым заученным жестом. А я подумал, что она может стать кем угодно, но то, что Бог не дал ей наверняка – так это актерского таланта.

– Да, слаба… Но к вам… Конечно… Смогу зайти, доктор, – и в ее взгляде проскользнул огонек любопытства. Она вдруг увидела во мне не просто доктора, что мне весьма польстило.