Владимир Фомичев: Человек и история. Книга четвертая. Москва коммунальная предолимпийская

Так что из командировки Юра привёз одно разочарование. Зато рассказ его развеселил всех.

В технологическом отделе были две Гали.

Одна из них – Галя Манойленко. Как-то раз зазвонил телефон. Я проходил мимо и поднял трубку. В трубке послышался детский голос: «Позовите маму Манойленко!». Я только повторил: «Маму Манойленко». С тех пор её так и стали называть – так она и вошла в анналы института под именем «мама Манойленко».

Однажды эта «мама Манойленко» пришла на работу в новом, только что сшитом пальто. Все стали расхваливать обновку. Я, среагировав на эти возгласы, выглянул из-за кульмана. Что меня дёрнуло за язык – во всяком случае, дурного я не хотел, я просто сказал: «Такого цвета был сюртук на Наполеоне». Больше в этом пальто на работе Манойленко не появлялась.

Как-то раз перед обедом, когда доминируют мысли о еде, я громко вспомнил, как приятно после съеденного салата из помидоров со сметаной похлебать оставшийся сок. Тема, которую я затронул, была очень актуальна в данный момент. Все навострили уши, стало обильным слюноотделение. Но была зима, и помидоров в те времена торговая сеть не предлагала совсем – из-за их полного отсутствия.

Немного помолчав, я продолжил: «Но ведь в магазинах сейчас полно томатного сока, сметана в продаже имеется тоже, так же, как и свежий бородинский хлеб. Если смешать томатный сок со сметаной, посолить и всё это со свежим бородинским хлебом…»

В одиннадцать часов отпускалось время на производственную гимнастику, так что многие, схватив волейбольный мячик, выбегали на улицу, становились в кружок, прыгали, хлопали по этому мячу и, размявшись, снова заползали за свои кульманы. Был среди них и я. Когда я вернулся с гимнастики, то увидел на своём столе стакан, наполненный посоленным томатным соком со сметаной, а сверху лежал кусок свежего бородинского хлеба. Лукавые взгляды моих сотрудников были направлены на меня.

Мне ничего не оставалось, как громко выразить своё восхищение, удовлетворение и огромную благодарность. С тех пор такое лакомство стало чуть ли не традицией. Мало того – и остальные отделы это заметили, украли рецепт, переняли эту технологию и стали обирать все ближайшие магазины, где только имелись томатный сок, сметана и свежий бородинский хлеб. Торговля даже переполошилась – в чём дело, но, чтобы не плодить конкурентов, их любопытство удовлетворено не было.

В сантехническом отделе не пил томатный сок только начальник отдела Сулимов. Он страдал хронической язвой и каждый год ездил в санаторий для её лечения. Можно представить, какие нравственные мучения испытывал Сулимов, когда весь его отдел, сладострастно чавкая, поглощал подсоленный томатный сок, размешанный со сметаной, с горбушечкой свежего бородинского хлебца! В конце концов это пошатнуло волю Сулимова. Один раз он, нервно хихикнув, протянул свою чашку: налейте и мне!

– Так у Вас же… – возразили ему.

– А, будь что будет!

Когда в очередной раз перед получением путёвки в санаторий Валера Сулимов прошёл обследование у врача-гастроэнтеролога, тот сказал ему, что язва полностью зарубцевалась, – даже следов почти не видно.

Прошло какое-то время. За рутиной новых работ я даже думать забыл про тот цех с австро-венгерским оборудованием, за применение которого я так горячо ратовал, как однажды вошёл, даже почти вбежал главный инженер этого проекта и радостно сообщил, что получено приглашение на государственную приёмку, торжественный запуск этого нового цеха. Весь этот монолог, естественно, был обращён к Брандорфу, как к начальнику технологического отдела. Брандорф явно обрадовался такому обороту дела и тут же проявил великодушие:

– Спасибо за приглашение, но я поехать не могу, вместо меня поедет, – он указал на меня, – проектант этого цеха.

Никто возражать не стал, и мы с главным инженером проекта влились в комиссию по приёмке и пуску этого цеха.

Там, где были представители фирмы, слышалась немецкая речь, точнее – её австрийский акцент. Я, пока работал над проектом, неплохо ознакомился с технической терминологией именно на немецком языке. А так как я не забыл разговорную немецкую речь, то обратился к одному из представителей фирмы на его родном языке, минуя переводчицу, которая, по моему мнению, трудно (я бы даже сказал, неквалифицированно) переводила русско-немецкую и немецко-русскую речь. Фирмач, явно уставший от этой переводной беседы, как-то сразу оживился и очень дружелюбно заговорил со мной. Переводчица сразу же отстала от нас, явно довольная, что ей дали возможность хоть немного отдохнуть от этой технической тарабарщины.