Ольга Нацаренус - Иная вечность. Избранное

– Не стал, дочь моя, не стал. Свидетели имеются… Молитесь о душе его, да поусерднее. Ему сейчас ох как это требуется!

Растерянная, оглушённая неожиданным известием, пани Ядвига выбежала из костёла. Лицо её было взволновано, тоненький белый шарфик сполз с белокурых локонов и беспорядочно метался на шее, увлекаемый порывами холодного ветра. Пытаясь остановить внезапно настигшее головокружение, женщина вонзила изящные пальцы в кружево чёрного кованого забора и закрыла глаза: «Ave, Ave Maria…», пресвятая Дева… Что же это… Как же это… Зачем?..»

Совсем недалеко, на городской ратуше, часы исправно пробили полдень. Вдоль набережной, не спеша, прополз старый жёлтый трамвай, важно разбрасывая грубый, металлический грохот по залитым солнцем улицам и подворотням. Где-то совсем рядом восторженно закричала детвора, и десятки разноцветных воздушных шаров радостно взмыли к облакам, к самой синеве распахнутых небесных владений…

– Что с Вами? Пани, вам плохо?.. Боже мой, вы же сейчас упадёте… – сильные мужские руки невольно заключили ослабшую женщину в объятия, и ярко-накрашенные губы совершенно случайно коснулись безобразного свежего шрама на небритой щеке:

– Видимо, зла беда ваша, пани… Да всё проходит… Уж поверьте мне, всё…

Дождь, дождь, дождь… С раннего утра. Он родился на призрачной, немыслимой грани тьмы и света, смыв с черной скатерти ночи остатки играющих звезд. Когда первые капли робко достигли стекла окна – неведомое эхо сразу перенесло их ко мне в сердце. Несколько безликих мгновений и капли набрали силу, стремительно превращаясь в зычный поток, в неукротимый тяжелый ливень. Небо исчезло, его заменило темно-серое слепое полотно, выпускающее из себя неутомимую грусть истекающей из него воды. Мир в моем окне обрел мрачность и безнадежную пустоту. Кажется, нет возврата в его прежнее состояние, в звонкую благоухающую радость. Кажется, не прекратится холодный ветер, не будет солнца, смеха и птичьего пения. Будет только дождь, дождь, дождь…

Дождь, дождь, дождь… Подлым ознобом, ненавистным повелителем, беспощадным судьей. Потоки, нескончаемые потоки воды, которые не позволят себя унять. Не разглядеть сквозь них смысл завтрашнего дня. Душа потерялась, заблудилась в равнодушных монотонных звуках пространства и искренне заплакала. Так плачет ребенок, проживающий страшный сон в ночи, и не умеющий из него выйти. Спящий младенец, который не в силах открыть глаза, безнадежно тянущий руки навстречу долгожданной помощи.

Дождь, дождь, дождь… Он выдергивает из души питательную основу, суть. Распадающееся близкое прошлое утихает безвозвратно, обнажив безобразное естество текущего момента. Внезапно возникший сквозняк распахивает настежь мое окно. Фиалки на письменном столе дрожат, пригнувшись от раскатов торжествующего грома, обратив на меня лиловые лики наивной растерянности. Я не знаю, что произнести им в ответ. Маленький заколдованный мир моего бытия молчит.

Дождь, дождь… Поскорее бы Господь перевернул эту страницу…

Собирайся, солдат! Время и за тобой пришло. Неслышно пришло, крадучись, диким ветром злым, с чужой стороны.

Рассвет – бешенным красным конём через степь. Не остановится, не взбрыкнёт играючи и не возьмёт зерна с тёплой ладони. Вслед за ним – весть печальная крылом ворона. Женщины от вести той воют протяжно, а дети немтырями растут.

Пыль дорог повсюду: в разлитом по столу молоке, на чёрно-белой фотографии у свечи, на мокрых щеках. Пыль да кровь человечья. Сквозь пелену надежд, обещаний, сквозь пылающие церквушки по сёлам.

Небо будто пополам разорвали, земля родная стонет от кулаков и от стыда перед Богородицей. Дождями косыми её плач проливается: по берёзовым рощам, васильковым лугам, по плоти, растерзанной зверем поганым. Не уймёшь, не успокоишь…

Бьют барабаны, кувыркается сердце за рёбрами. Стиснутые зубы и холодный пот со лба.

А как оно дальше-то?

Придут ли денёчки чередой привычной?

Мил ли будет этот свет птице певчей?

Наполнятся ли родники правдой живою?

День и ночь молоток о гвозди. День и ночь. То – гробы заколачивают, да кресты к ним наспех справляют. Разливается горе багровыми реками, ни единого порога не пропустит, в каждое окошко заглянет. Нет никакого исцеления от него.

Время за тобой пришло, солдат! Посидим, вздохнём на дорожку. А ждать тебя будем так сильно, с такой любовью, что не примет твоё тело железа поганого. Ну, а если… если уж худо что – крестик нательный покрепче в кулак зажми, да глаза матери вспомни – силу особую через это получишь.