Артем Бочаров - Первое свидание (сборник)

В каждой смене обязательно проводился праздник песни и строя. Вот и готовились к нему все отряды, тренируясь по нескольку раз на день. Готовились основательно, поэтому вновь подолгу маршировали и совершенно нестройно – каждый в своей тональности – выкрикивали слова:

Пением это назвать было трудно.

В помощь марширующим – чтобы лучше держали такт – пионервожатые призывали на помощь барабан и горн. Совершенно счастливые, но абсолютно никакие музыканты, пытаясь оправдать высокое доверие, сразу пытались что-то изобразить, и этой аритмичной какофонией ещё больше сбивали с толку шагающих. Но это было уже не так важно. Главное, все атрибуты пионерского отряда: горн, барабан, флаг, алые галстуки и сами пионеры к ним – имеются в наличии. А что ещё начальнику лагеря нужно? К примеру, нагрянут с очередной проверкой – будьте любезны, и здесь у нас полный порядок! Глядишь, отметят на собрании, грамоту вручат, на Доску почёта повесят. Вот они – простые земные радости!..

Никакой радости у меня не было и в помине, когда я первый раз в своей девятилетней жизни уезжал из дома на месяц насыщенного, организованного, коллективного отдыха. Лагерь под Новосибирском носил соответствующее такому времяпровождению название – «Дружба». Такое откровение немного настораживало и дурные предчувствия меня не обманули. Ничего хорошего в изолированном от мира отдыхе я не нашёл. Ни сразу, ни тем более чуть погодя. Не нравилось мне в лагере решительно всё. Ни ранний подъём, ни показушная зарядка, ни еда в столовке, ни песни, которые неслись изо всех лагерных репродукторов:

Пожалуй, именно там, в «Дружбе», первый раз в жизни в мою головёнку закралась крамольная мыслишка: «Если так хорошо у нас жить, то почему тогда – эх?!».

В отряде у меня со всеми были ровные прохладные отношения. Так, поверхностное общение, не более. Я не был интересен пацанам, впрочем, ровно так же, как и они мне. Только в Лёньке Рогачёве я нашёл близкого по духу человека. Мы взахлёб делились впечатлениями о прочитанном в книжках и увиденном в кино. «Республика ШКИД» и «Три мушкетёра», Виннету – вождь апачей и неуловимые мстители… Вот темы наших разговоров и импровизированных сценок по ролям. Мы говорили о других планетах, о дальних странах, где мы обязательно побываем…

Через несколько дней я понял, что компании одного Лёньки мне уже не хватает.

В футбол тогда гоняли мало, мяч выдавался вожатыми на определённое время. Может, оттого и удовольствия от игры было немного. Зато маршировали мы предостаточно, но разве это может приносить радость?

Короче, я захандрил. И серьёзно.

А вскоре был первый родительский день. Свою линию поведения с приезжающими я вычертил в голове чётко и к встрече родственников был готов.

Бабушка с дедом приехали проведать внучка в приподнятом настроении. Уезжали они расстроенными и чуть потерянными. Их любимый внук ни к чему «вкусненькому, домашненькому» так и не притронулся, а лишь только смотрел всё куда-то грустно в сторону и молчал. Помолчит-помолчит, посмотрит на родню свою задумчиво, вздохнёт глубоко и опять в сторону взгляд отводит.

Актёр! Да что там, ак-тё-ри-ще!.. Какой талант пропал!

Апофеоз встречи, сцена прощания. Уходят дед с бабулей по дорожке от лагерных ворот, а любимый внучок, обхватив своими детскими ручонками прутья забора, провожает их с тоскою вселенской во взоре и… Молчит!

Сработало безотказно! Не выдержали сердца сентиментальных стариков. Через два дня, в пасмурный вторник примчался в «Дружбу» дед Пётр и забрал меня оттуда.

Через два года мои родители зачем-то решили повторить эксперимент.

Путёвку по блату доставал мне родной дядька, работавший не где-то там, а в самом обкоме партии! И не важно, что был он обыкновенный водила, путёвочка-то не куда попало, а в «Зелёную республику»! Этот лагерь, по неизвестным мне до сих пор причинам, тогда котировался очень высоко в Новосибирске.

Только вот заминка – на меня её оформить никак не получалось. Оказывается, на племянников обкомовская благодать не распространялась. Тут родня проявила смекалку, и дядя Гена скоренько выправил документы на своего сына, моего двоюродного брата Женьку.

В один из прекрасных июньских дней 75-го, меня, вдруг помолодевшего на два года, неизвестно чему радующиеся родственники посадили в автобус и заботливо подали чемоданчик с вещами. «ЛАЗ» занял свой номер и колонна под охраной ГАИ солидно потянулась в ту самую хвалёную «Республику». В кармане моей рубашки, для надёжности застёгнутом булавкой, лежали метрики брата.