Игорь Парфенчук - Оставшиеся в СССР (сборник)

Все это мгновенно пронеслось. А дальше неловкость и чувство вины, за то, что задурманил девчушке голову, парализовали его, лишили дара речи.

– Я Тая!

– Вы писали мне. Я приехала.

– Почему Вы молчите.

– Извините! Я не ожидал. То есть я вас ждал, и хотел, чтобы вы приехали. Но я думал… А вы такая молодая… и красивая.

Она покраснела и опустила глаза.

– Это вам!

– Ой, спасибо. Мне никогда не дарили роз. Это поздние розы, да? У меня мама их раньше выращивала, а папа утром срезал цветок и ставил в вазочку на моем столе. Сейчас папы нет, а мама розы не выращивает, болеет.

Он старался поймать ее взгляд, чтобы найти подтверждение своим нерадостным мыслям. А она то краснела, то бледнела. Быстро смотрела ему в лицо и сразу отводила глаза.

– Ну он совсем не старый. Ну не высокий и морщины на лице. Немного сутулый. Вид немного усталый. Волосы почти седые. Но у него такое доброе лицо и светлая улыбка. Он письма писал такие добрые. Он хороший человек. И цветы – такие красивые. Букет поздних роз.

Они так и стояли у входа в вокзал, переминаясь с ноги на ногу. Немного говорила она, не смея заглянуть ему в глаза. Немного говорил он, стараясь поймать ее взгляд. И каждый старался принять решение. Свое судьбоносное решение. И каждый боялся ошибиться. Время шло, подошла новая электричка и толпа входящих – выходящих пассажиров оттеснила их к колонне с часами. А они все не могли решиться. На что – то важное для каждого. На всю жизнь.

– Анатолий! А, давайте пойдем в кафе, выпьем чашечку кофе. А потом пойдем на Приморский бульвар. Я там давно не была. А потом в кино и в оперный театр.

Больше других, я помню свой Новый год с гусем.

А все началось с того, что поздней осенью к нам пришел дядя Боря и рассказал папе за место в горкоме партии. Но для этого нужно было записаться в коммунисты.

Наш папа был так себе, хороший парикмахер. Но туда где он сидел не шли люди и мама кричала на него, что картошка застряет у нее в горле.

Так на следующее утро наш папа пошел с мамой, дядей Борей, дядей Ароном и записались в кандидаты.

Что тут стало даже нельзя написать. Наши к нам перестали ходить. Дедушка Лазарь сказал, что папа и мама уже не первые люди от Адама и Евы, а я – Гена, старший брат Миша и меньший Сема – висим на волоске.

Но папа получил первые хорошие деньги и решил всех помирить.

Под наш новый Новый Год он купил большого жирного гуся, позвал дядю Борю, тетю Розу, тетю Раю с дядей Ароном и дедушку Лазаря. Нас детей тоже посадили к столу. Но тетя Роза посмотрела на гуся, потом на нас и сказала, что детям нельзя слушать взрослые разговоры.

Тогда мама отвела нас на кухню, дала много жареных семечек, сказала:

– Ешьте, а то гости испугаются ваших маршей. Вас потом позовут.

А гости стали себе наливать. Пили за старый год, за дядю Борю, бабушку Бетю и всех хороших людей.

Потом на улице пошел шум и дядя Боря сказал всем выйти на балкон. Когда гости вышли Мишка сунул мне в руки моего любимого слоника и послал поменять на гуся. Сказал что сделаем гостям шутку. Но когда я принес его, стал отрывать у него лапки и крылышки и середку, а нам с Семой оставил шейку и шкурки.

Пока папа как едиет подпрыгивал на месте и кричал «ура», дядя Боря трогал маму за попу, а часы били двенадцать, мы все съели.

Потом дедушка Лазарь ловил меня с ремнем по кухне и кричал, что сейчас даст мне голодного деда Мороза. У тети Розы разболелась голова, она сказала что ее тошнит от гусей и ушла домой. Дядя Боря сильно напился и пол ночи пугал нас из туалета.

Миша сказал, что мы правильно сделали, когда ели гуся без хлеба. Теперь в животе будет приятно целый год.

Но на следующее утро и целый день выяснилось, что он нас обманул.