Владислав Картавцев - Династия. Под сенью коммунистического древа. Книга первая. Лидер

– Я – онанист!

Председатель оглашает вердикт:

– Выгнан с позором из партии за разбазаривание семенного фонда и за связь с кулачеством!»

Реакция на анекдот среди присутствующих была разной – Андрейка отчего-то смутился и покраснел до ушей, Кристина весело засмеялась, а Иван Иванович благостно надувал щеки, как морж, стараясь по ходу придумать, а чтоб ему рассказать. Ведь сейчас его очередь. И не придумал ничего другого, как опять перевалить все на Рабочева.

Но только Рабочев открыл рот, чтобы еще раз рассмешить присутствующих, его внезапно прервал негромкий женский голос, раздавшийся со стороны входной двери:

– Я думаю, теперь пришла моя очередь рассказывать анекдот. Я тоже хочу принять участие в конкурсе!

Иван Иванович от неожиданности замер прямо с вилкой в одной руке и с рюмкой в другой. Это была Маша, которая, оказывается, уже давно находилась в номере и все слышала (и почему ее только никто не заметил?), а теперь подошла к столу и внимательно, и почти неотрывно смотрела на Андрейку. Он же в ответ на ее взгляд вопросительно повернул голову к папе, ожидая, что тот скажет.

– Ну, так как, Ваня, ты меня пустишь за свой стол, или я так и буду стоять тут, как столб?

Иван Иванович молча дал знак Рабочеву, который моментально подхватился, поднял Кристину, и они пулей выскочили из номера. Маша села. Она смотрела на сына, и в глазах у нее стояли слезы.

– Да, Ваня! Я отправила людей, чтобы они узнали, где ты остановился, а потом решила тебя навестить. Теперь, надеюсь, ты представишь меня Андрею Ивановичу? – и Маша криво улыбнулась, всем своим видом изображая некое смирение.

– Папа, а кто эта тетя? – Андейка потянул Ивана Ивановича за рукав, на что тот, выйдя, наконец, из ступора, вызванного появлением жены, не стал долго ходить вокруг да около и напускать лишнего тумана:

– А это, сынок, твоя мама – в прошлом Мария Аркадьевна Капитонова!

– Мама? – от неожиданности Андрейка даже открыл рот, а потом внезапно обратился к Маше, – а если ты моя мама, то где мой подарок на рождество? И почему ты так долго не приходила ко мне?

Маша смотрела на него и из последних сил старалась не расплакаться. Она сжимала в руке носовой платок и часто-часто прикладывала его к глазам, промокая их от слез. Андрейка, видя такую ее реакцию, быстро спрыгнул со стула, подбежал к Маше и принялся гладить ее по волосам, пытаясь ее утешить:

– Мамочка, мамочка, не плачь, пожалуйста! Теперь у тебя – после того, как ты нашлась – все будет хорошо! Теперь папа тебе обязательно поможет – знаешь, какой он богатый и знаменитый! И ты теперь ни в чем, ни в чем нуждаться не будешь! И я очень хотел, чтобы ты, наконец, опять появилась!

Слова Андрейки окончательно добили Машу – слезы брызнули у нее из глаз, и она заплакала навзрыд – неслышно и закрыв лицо платком, и лишь только конвульсивно подрагивающие плечи выдавали ее состояние. А Андрейка все гладил и гладил ее и говорил ласковые слова, словно пытаясь сказать ей все, что накопилось внутри него за эти десять с лишним лет.

А Иван Иванович вышел на лоджию и стал наблюдать за рождественским Мельбурном. Снаружи было очень тихо, в многочисленных окнах домов напротив горел свет, и через шторы и жалюзи было иногда видно, как люди (взрослые и дети) сидят за столами и празднуют наступление нового периода их жизни. Иван Иванович улыбался, хмель совершенно слетел с него, и теперь голова была ясной и пустой. У него, похоже, тоже что-то изменилось – и это что-то, как он надеялся, принесет долгожданный покой его душе.

Вскоре к нему вышел Андрейка и сообщил, что папу очень ждет мама, и она попросила Андрейку пока оставить их наедине. И что Андрейка пойдет поиграет в приставку в соседнюю комнату, а родители должны между собой серьезно поговорить. Проявление матери он воспринял как-то совершенно спокойно – радостно, да, но спокойно, чему Иван Иванович был по-настоящему рад: одна проблема (борьба с детскими обидами) рассосалась сама собой.

Маша уже полностью взяла себя в руки, и только покрасневшие глаза и полное отсутствие косметики на лице свидетельствовали о том, что еще несколько минут назад она плакала, а потом была вынуждена умываться, чтобы хоть немного привести себя в божеский вид. Иван Иванович первый раз за много лет получил возможность разглядеть ее с близкого расстояния (рандеву в ее особняке было не в счет – поскольку там они поначалу сидели друг от друга достаточно далеко, а потом и вообще – перешли к выяснению отношений в стиле «Зомби-драйв»). Конечно, Маша изменилась, и, конечно, она не могла не измениться, учитывая все те обстоятельства, которые были в ее жизни. Ее лицо стало жестким и властным, глаза – серьезными и почти холодными, а повадки и манера поведения – как у настоящей хищницы, не оставляющей своим жертвам не единого шанса. Такую Машу следовало уважать и даже побаиваться, что, конечно, не могло не сказаться и на отношении к ней со стороны Ивана Ивановича.