Галина Павлова - Тайна старого пирата

– Нет-нет! – вдруг послышался отчаянный вопль Артемьева откуда-то сверху. Он свисал вниз головой из отверстия кухонной полыньи и энергично махал рукой. – Подожди меня! Они могут быть в плохом состоянии! Они просто распадутся в твоих руках.

– А в Ваших не распадутся? – насмешливо поинтересовалась я. Присутствие Артемьева придало мне смелости, хотя я не призналась бы в этом даже под угрозой смерти.

– Я умею с ними обращаться, – он ловко спрыгнул вниз и присоединился ко мне. – Ты все-таки нашла его.

– Что именно?

– Тайник.

– Но шпаги в нем нет.

– Ничего. Мы сейчас поговорим с этим уродом и все узнаем. – Артемьев был настроен оптимистично. Он пошарил немного в сундуке, а затем бережно вынул несколько свитков.

Я нервно рассмеялась.

– Попробуйте. Может, Вам повезет больше, чем мне.

Мой собеседник мельком взглянул на завывающую фигуру и пренебрежительно махнул рукой.

– Ничего. Потом еще будет время, – Артемьев осторожно развернул один из свитков.

– Посвети мне фонариком, – попросил он.

В желтоватом свете фонарика из ветхого свитка на нас смотрел… чертеж парусного судна. Он был выполнен виртуозно. Линии его корпуса были изящны, все детали выписаны с невероятной скрупулезностью. Даже время не могло испортить его.

– Боже! Какой красавец! – взгляд Артемьева засиял гораздо ярче моего фонарика. Он страстно осматривал каждую подробность чертежа. – Не просто красавец. Это сенсация! Ты себе не представляешь. Он выдумал эту модель на сто лет раньше. Боже! Да тот, кто создал это, был настоящим гением! Я ошибался! Конечно, ошибался. Вот что он считал своим детищем, вот что он прятал от любопытных недоброжелательных глаз! Ты была права, – вдруг он повернулся и серьезно посмотрел на меня. – Не было никакого ребенка. И не было никакой шпаги. Вот, что он прятал.

Артемьев торопливо раскрыл следующий свиток. Это была другая проекция судна. Мой знакомый трясущимися руками разворачивал сверток за свертком. Наконец, задумчиво произнес:

– Это полноценный рабочий проект. По нему можно строить. Даже смета есть. С ума сойти. А говорили, что он всего лишь пират и авантюрист. Да он был гениальным инженером-судостроителем.

– Объясните мне, о чем Вы говорите?

– Посмотри на это, – он начал указывать на некоторые детали первого чертежа – соединение форкастла и шканцев общей палубой, безнадстроечная конструкция корпуса, уменьшение седловатости, на трех мачтах четыре яруса парусов, гафельная бизань с гиком, контр-бизань, – его рука легко летала над чертежом. Я, ничего не понимая в его словах, просто заворожено следила за его движениями. – Смотри, передние паруса: кливер, фор-стеньга-стаксель и фока-стаксель, блинд, стаксели между всеми мачтами для слабого ветра… Вот и расположение шлюпок изменилось Он заострил обводы, спрямил поверхности корпуса. Судно стало гладкопалубным с прямой линией верхней палубы и прямыми бортами без завала к диаметральной плоскости! А пушки! Он их дифференцировал и расположил по-новому! Если бы такой корабль был построен в то время, он имел бы гигантское преимущество в бою. Подобные суда начали строить только во второй половине девятнадцатого века! Он был за шаг до винтового парового корабля!

Артемьев вдруг повернулся ко мне и разочарованно сказал:

– Ты не понимаешь, что я говорю, правда? – и с упреком добавил – Почему ты не выучила терминологию, которую я тебе дал?

– А зачем? Мой проект провален. Шпагу вы не нашли, своего родства с адмиралом не доказали. Вам остается только уехать, а мне забыть обо всем этом кошмаре. Без терминологии это получится даже быстрее.

Его глаза вдруг прищурились. Он посмотрел на меня пронзительно и настороженно.

– Послушай, а если я все исправлю у тебя на работе? Если постараюсь восстановить твою репутацию?

– Это было бы очень благородно с Вашей стороны. А что Вам нужно взамен? Как я успела заметить, благотворительностью Вы не занимаетесь.

– Ты права. Отдай мне эти бумаги.

И только-то?

– И все? Берите пожалуйста. Зачем они мне? Я ничего не понимаю в парусных судах, судостроении и истории судостроения. А для Вас, похоже, это откровение.

На некоторое время между нами воцарилось, нарушаемое только завываниями жителя подземелья. Потом Артемьев вышел из каталептического состояние, порывисто прижал меня к себе и начал страстно целовать меня в лицо, губы, шею.

– Ты отдаешь мне эти бумаги?!! Ты знаешь, что они для меня значат? Для коллекционера они дороже золотой шпаги.