Александр Штейнберг - Мистер Бейкон и Independence Hall

В общем, площадь в 80-е годы стала очень красивой, благоустроенной и уютной. В этом была большая заслуга руководителя проекта ее реконструкции талантливого архитектора Александра Владимировича Комаровского. О конкурсе на проект памятника Октябрьской революции и всех удивительных событиях с этим связанных мы рассказали в «Лысом 1». Нынче он – этот памятник, снят и расчленен на куски, как и многие другие памятники, созданные во славу советских деятелей. Эти куски гранитного вождя и сейчас валяются на производственной базе «Укрреставрации».

После этого площадь начала лихорадочно заселяться. Прошел еще ряд конкурсов на памятники и монументы, которые обязательно хотели разместить на этой площади: на монумент «Возрождение», на монумент Независимости, на символ Киева Михаила Архистратига и другие памятники. И началась новая реконструкция.

Памятник Революциии его эволюции

После конкурса, 1966 год

После открытия, 1977 год

После перестройки, 1992 год

К сожалению, она оказалась не такой удачной, хотя ею опять руководил Комаровский. Площадь наполнилась многочисленными памятниками, выполненными в разных стилях и материалах, стеклянными зенитными фонарями цилиндрической, купольной и пирамидальной формы. Я прочитал об этой реконструкции ряд статей, но ни в одной я не нашел положительной оценки. Когда я приехал в Киев и увидел ее в натуре, я понял, что авторы статей были во многом правы. Сегодня, сидя за компьютером, я открыл Интернет и увидел, что в Киеве появился новый главный архитектор, причем не по назначению, а по конкурсу, что уже само по себе несет положительное начало. И, прочитав первое интервью Сергея Целовальника, нового главного архитектора города, я обнаружил такое высказывание: «Вопрос Майдана – острый. У меня втягивается голова в плечи, когда я проезжаю по нему и вижу эти стекляшки. Мне неудобно, как архитектору, что их наваяли». Не нравится ему и монумент Независимости. – «Меня смущает, что десятая годовщина Независимости Украины была выражена в виде тиранического символа – колонны, забитой в центре площади». Очевидно, предстоит еще одна реконструкция. Поживем – увидим.

Мы с отцом редко обсуждали архитектуру площади Калинина и самого Крещатика. Он сначала ее не очень хорошо воспринимал, а после кампании борьбы с космополитизмом вообще старался не высказываться по вопросам архитектурных стилей. Тем более, что он предчувствовал, что впереди архитекторов ждут новые бури. Так оно и вышло – нас ждала гибель Академии архитектуры и ликвидация Академии строительства и архитектуры.

Заседания кафедры и консультации онобычно заканчивал к двум часам, после чего ехал домой или в Академию. Ехал на трамвае. Второй номер довозил егосначала до дома. Потом маршрут сократили до Львовской площади, и дальше он шел пешком. Иногда он садился на троллейбус, который останавливался как раз напротив института, и ехал до Крещатика. Крещатик он любил еще со студенческих лет. Эта центральная улица города тогда была вдвое уже, на ней располагались в основном административные здания и гостиницы (до революции – банки) и ходил трамвай. Крещатик был уютным, здесь были большие кинотеатры и хорошие кондитерские. Сейчас он тоже шел по Крещатику, но не только с целью прогулки, а чтобы зайти к главному архитектору Киева Приймаку и побеседовать с ним. Онпредварительно позвонил в Управление и выяснил, что Борис Иванович у себя. Онбыл давно с ним знаком, встречался на всех заседаниях Президиума и Ученого Совета Академии, и сейчас хотел посоветоваться с ним, поскольку ситуация была явно непонятная.

Онзашел в старое Лидвалевское здание, единственное сохранившееся после войны в этом квартале, поднялся на второй этаж и зашел в приемную. Секретарь сказала ему, что Борис Иванович сейчас проводит Совет по генплану города, и когда он его закончит – никому не ведомо. Онуже собрался уходить, когда из кабинета вышел Милецкий. Авраам Моисеевич, как всегда, был спортивен, энергичен, стремителен. Увидев его, он подошел и протянул руку.