Максим Гуреев: Покоритель орнамента (сборник)

Повесть «Калугадва» состояла из, как могло показаться на первый взгляд, разрозненных эпизодов из жизни мальчика Жени Черножукова, который жил с бабушкой Фамарью Никитичной, высокой худой старухой с выпученными глазами, и ее многочисленными родственниками в деревянном бараке близ станции Сергиев скит.

Впрочем, ее зловещий внешний вид полностью вводил в заблуждение, так как совершенно противостоял ее внутреннему душевному складу, ведь она обожала своего внука и называла его голубком.

А голубки и кружились под расписанным звездами сводом Введенской церкви.

Вот один эпизод из повести, где описывается, как Фамарь Никитична возила Женечку в Оптину Введенскую пустынь. Сначала на попутке они добирались до городского автовокзала, а потом пересаживались на рейсовый автобус «Калуга – Козельск».

Рейсовые автобусы на этом направлении всегда были переполнены: «челноки», на перекладных добиравшиеся до Сухиничей, блатные, военные, старухи из расположенных по трассе деревень, что вечно плаксиво просили закрыть окно, потому что холодно и дует, цыгане, поселковые мужики, паломники, среди которых Женечка обратил внимание на парализованную девочку.

Казалось, что девочка спала.

Глянул на нее краешком глазка и сразу перевел взгляд на приклеенные водителем на лобовом стекле рядом со спортивными вымпелами бумажные образки святых угодников Божиих, чьи лица проплывали над однообразным осенним пейзажем – Сикеотово, Перемышль, Полошково, Каменка, Нижние Прыски.

Проехали Нижние Прыски.

Вскоре показалась и Оптина пустынь.

Когда остановились после моста через Жиздру, то Женечка первым выскочил из автобуса и побежал в лес.

Фамарь Никитична не стала его удерживать, заулыбалась:

– Почувствовал, почувствовал, что подходим. Ведь уже рядом совсем!

Лес, конечно, тут же и кинулся ему навстречу, стал хлестать по лицу ветками, запихивать в карманы перелицованного из безразмерной кацавейки пальто сухие листья, хватать корнями, свитыми в косицы, за ноги, раскачивать сырой сумрак поздней осени зарядами припасенного ветра.

Все норовил попасть в Женю этими зарядами, чтобы сбить его с ног. А ноги-то и не слушались уже, наполнялись свинцом, месивом, проваливались в неразличимые в темноте ямы, заполненные дождевой водой, волочились, болели, корчились, ёкали. Женя понимал, что у той парализованной девочки, которую он видел в автобусе, точно такие же ноги, и поэтому ее, наверное, носят на специально сооруженных носилках.

Так оно и есть!

Затаился, чтобы не быть замеченным, и принялся наблюдать за целой процессией паломников, что проходили мимо него и несли, передавая друг другу по очереди, носилки с парализованной девочкой. Так и вошли в Введенскую церковь, под расписанным звездами сводом которой резвились голубки.

И сразу наступила тишина, внутри которой можно было различить лишь гыканье придурковато улыбающегося Женечки, привезенного в монастырь бабушкой Фамарью Никитичной. Мальчик почему-то крутит головой, сворачивает собственные уши в форме Cantharellus cibarius, пытается достать языком кончик носа, но безуспешно, периодически садится на корточки и трогает пол руками, закрывает глаза и воображает себе, что уже спит, видит сны, потом вдруг просыпается и видит перед собой стоящего на солее пророка.

Пророк грозит ему пальцем:

– Отныне нарекаю тебя Симплициссимус! Ты есть символ зависти, зловония, бедствия и началозлобного демона!

Какое-то время Женя стоит в полном недоумении, он не понимает, что означают эти слова, потому что никогда не слышал их раньше. Улыбка начинает медленно сходить с его лица, глаза округляются, стекленеют, и вдруг он начинает голосить, извергать из себя нечеловеческие звуки, лаять, каркать, хрипеть. На него тут же набрасываются паломники, которые пытаются заткнуть ему рот и связать руки полотенцем, в которое обычно заворачивают просфоры, хватают его за ноги, бьют по щекам в надежде угомонить. Но сделать это совсем непросто, потому что Женечка катается по полу, извивается подобно змею, хватает по большей части паломниц за волосы, пытается укусить, переворачивается на живот, уползает по-пластунски от своих мучителей и, наконец, прячется под чаном со святой водой.

Пророк, стоящий на солее, разумеется, тут же и отворачивается, чтобы не видеть всего этого безобразия, чтобы сосредоточиться, чтобы найти внутри себя упокоение и, как следствие, милосердие к этому несчастному ребенку, которого в данный момент пытаются извлечь из-под водосвятной чаши при помощи швабр.