Анатолий Алексин: Виктория

– Недавно я стал вдовцом, – медленно произнес он. Ощутив, наверно, молчаливое мое напряжение.

И в этом случае деликатность избежала прямолинейности. Не сказал: «Умерла жена». Отыскал менее резкую фразу. «Сердцу не прикажешь», но словам приказать можно.

– Стыжусь своей увлеченности через столь короткое время… – промолвил он еще тише и медленнее.

«Увлеченности?! Неужто иносказание и намеки начали отступать?» – возликовала я про себя.

Мама за это преподнесла ему комплимент:

– После вашего хирургического вмешательства Виктория стала настоящею королевой!

– Такими царицами не становятся – ими рождаются, – осторожно возразил он. – Царица ты наша! Царица…

Опять он обнял Викторию. А смотрел опять на меня.

«Стыжусь… Через столь короткое время…» Я приняла его нравственную тактичность – и обрела готовность не торопиться.

– Он решил вместе с вами представлять Викторию на ближайшей собачьей выставке. Ультрапрестижной! – торжественно известила меня коллега-собачница о том, что я и без нее знала. – Сам готовит ее к состязанию и сам же представит ее зрителям и жюри. Так она ему нравится! Или ее хозяйка? – Последнее предположение стали высказывать часто. Но каждый раз я воспринимала его как сюрприз. – Так что Золотая медаль, считайте, у вас в кармане.

Медали в моем кармане не оказалось – она оказалась на шее Виктории.

Поздравляя меня, он сказал:

– Ну что ж, не буду больше надоедать: ваша собака не только здорова, но и стала медаленосцем. Люблю, когда верх берет справедливость. Виктория одержала викторию! Я очень к ней привязался… Думаю, мы с вами прощаемся не насовсем. Если Виктория пожелает вступить в мой Клуб четвероногих друзей… («Не четверолапых, а четвероногих», – механически отметила я.) Если Виктория пожелает, мы порой будем видеться. Клуб, о котором я, впрочем, уже рассказывал, – это очень дорогое мне детище. Передайте привет маме… И скажите, что я полюбил ваш дом.

Он любил справедливость, любил Викторию, любил свой Клуб. И даже наш дом… Только ко мне он, оказывается, был равнодушен.

Да, то были виктория Виктории, ее победа… и мое поражение. Откуда я взяла, что он высказывался иносказательно? Слышала то, что мечтала услышать? «Улавливала» то, что жаждала уловить? Как страстно выдавала я желаемое за действительное! «Можно верить каждому его слову», – убеждали меня. Но не тем словам, которые я сама подразумевала. Додумывала… И кончина жены его была ни при чем. «Стыжусь своей увлеченности…» Клубом, царицей и ультрапрестижной выставкой… А я-то вообразила! Умеем же мы подсовывать выгодные для нас аргументы. Но обманывать самого себя все же не так грешно, как других. Или, уж во всяком случае, это грех лишь по отношению к себе самому.

Уже дома Виктория, сообразив что-то, бросилась мне в ноги, будто вымаливая прощение. А потом, поднявшись, стала слизывать и глотать мои слезы. Она способна была на метания, даже на раздвоение, но только не на предательство. Не на измену… Потому что была собакой.

Мы с Викторией по-прежнему выходили гулять вдвоем. К нам опять пристраивались мужчины:

– Какой породы ваша собака? У нее Золотая медаль?!

Повод для отвлекающих маневров прибавился.

Виктория в ответ начинала рычать. Но как-то уныло, печально. Рычала она или выла? Трудно было определить. И, несмотря на мольбы о прощении, искала его тоскующими глазами.

А я беззвучно ей подвывала.