Николай Климонтович - Парадокс о европейце (сборник)

– Ты ведь, кажется, никогда не был бонвиван…

– Что такое бонвиван, мама? – крикнула из комнаты голосистая Ёлочка – у нее недавно обнаружили хороший слух, пусть не абсолютный. Было слышно, как француженка что-то шепотом прошипела.

– Помилуй, – тоже понизил голос Иозеф, – мы с тобой…

– Ах, знаю, мы с тобой живем вместе уже четверть века… и так далее. Я в курсе дела. И что ж, ты решил, что, как здесь говорят, план теперь выполнен и перевыполнен? И на старости лет можно и побезобразничать? Берешь пример с этого своего лысого осведомителя…

– Тише, Нина. Если ты о Варе, то она спрашивала меня, какую рубашку гладить к приему…

– Еще чего! Я что, плохо глажу твои рубашки?

На самом деле он сообщил девице, что, как сказали бы в Польше, у вас глаза пивного цвета . Но Нине про Варины глаза было бы неинтересно знать, решил Иозеф.

– Ты и сама строишь куры нашему шоферу, – засмеялся он. – Я слышал, каким тоном ты его спрашивала: Николай, не будете ли вы столь любезны, не подвезете ли меня на Дорогомиловский рынок? – И, уже читая: – Кстати, ты знаешь, на этом месте прежде были дровяные склады?

– Не заговаривай мне зубы.

– Заговаривать зубы – это из какой-то шарлатанской практики…

– Мама, что такое строить куры? – крикнула из комнаты Йола.

– Ах, Йола, перестань подслушивать, это невежливо… А выражение французское. Спроси-ка вот лучше у своей учительницы…

Нет, с чего бы ему вдруг стать жовиальным, с привычной в последнее время, неясной ей самой тревогой думала Нина. И вдруг вспомнила их второй – чудесная встреча в Дмитрове не в счет, Ося тогда был замучен и изголодался, – второй медовый месяц, когда после разлуки семья соединилась, наконец, на Днепре: именно в то время она впервые за все годы брака узнала столь высокие мгновения, когда вдруг будто лишалась своего собственного, отдельного кровообращения… Да, конечно, это напускное, его что-то гложет, но он прячет в себе. На него похоже…

При парадных воротах Сад-Сэма, к которым подъезжали черные посольские лимузины с разноцветными флажками на капотах, стояли морские пехотинцы с нездешнего загара лицами – в Dress Uniform : все три цвета американского флага и белые фуражки. На левом предплечье у каждого офицера была витиеватая эмблема: в желтом канатном круге на красном фоне желтый одноглавый орел сидит на глобусе над двумя Америками. Под глобус, тоже опутанный белым морским канатом, был подложен допотопного вида якорь о двух треугольных изогнутых острых когтях… Всякая парадная пара гостей получала от командира морпехов честь. И двигалась в сторону нарядной ротонды с белыми колоннами.

Со стороны же Арбата, по всему Спасопесковскому переулку стояли темные фигуры. Они вовсе не скрывались, не прятались по подворотням, а фланировали – каждая на своем участке. С этой стороны шли советские гости, с тем чтобы пристроиться к длинной очереди, головой утыкавшейся в боковую калитку. Там люди в штатском сверяли паспорт и приглашение советского гостя со своими списками, составленными по алфавиту. И, случалось, кого-то отбраковывали.

Посольские здешние гости состояли преимущественно из московских литераторов и журналистов, столичных режиссеров с женами-артистками, модных художников и обласканных властью маститых архитекторов, профессоров и чинов промышленности. А также из дам кремлевского полусвета, поголовно завербованных советскими спецслужбами, и нескольких антикваров, с которыми в компании одного директора театра Кац ездил на бега, личностей мутных, вполне легально снабжавших американских дипломатов кузнецовским фарфором и пасхальными яйцами Фаберже, чаще всего, как позже выяснилось, поддельными, а также предметами из серебряных царских сервизов. Кое-кто брал и старую русскую живопись, но она в те годы на Западе в цене не была. Пожалуй, пользовались успехом лишь братья Васнецовы, ранний Левитан и непременный, как черная икра, паюсная и зернистая, Иван Шишкин.

Предыдущий посол Буллит пытался отменить этот постыдный и унизительный порядок, дискриминирующий посольских гостей на пороге его собственного дома. Но он мог распоряжаться только на своей территории: все, что лежало за забором особняка, оставалось в ведении НКВД.

Прием по случаю своей аккредитации и вручения верительных грамот давал новый посол Джозеф Дэвис. Иозефа успели представить ему. Предыдущий посол Уильям Буллит был человеком американского света и европейской складки, сын филадельфийского банкира, принадлежал Плющевой Лиге – закончил Йель. Этот же на его фоне выглядел почти ковбоем.