– Готов дать показания Генпрокуратуре или самому Господу Богу на Страшном суде. Теперь же я отправляюсь в Москву, чтобы оповестить общественность о совершенном злодеянии…
Экран погас. Стоявший рядом полковник госбезопасности произнес:
– Наш оперативник, работающий под крышей НТВ, вовремя перегнал эту запись в Москву. Полагаю, он заслуживает поощрения.
– Никто из отличившихся не будет обойден вниманием руководства. Кстати, вы связались с Интелленжес сервис, чтобы они создали нашему агенту Веролею более сносные условия содержания? А то поместили его в камеру к гомосексуалистам, а он, как мы знаем, не выносит, когда его обходят с тыла.
– Наш резидент в Лондоне связался с шефом Интелленжес сервис. Веролей переведен в отдельную камеру, и ему уже делают целебные клизмы.
– Странные существа – эти люди, – задумчиво произнес Потрошков, глядя на погасший экран. – Они полагают, что живут в мире, где происходит вечная схватка Добра со Злом, и встают на сторону Добра. Но они не знают, что схватка давно уже происходит между одним Злом и другим. Вставая на сторону мнимого Добра, они содействуют Злу. Если мыслить диалектически, то отсутствие в мире Добра, которое заменено одним Злом, делает невозможным существование самого Зла. Нет ни Добра, ни Зла, только сгустки энергии разной интенсивности. Молекулярные связи разной степени сложности. Мне казалось, что Стрижайло обладает высокой сложностью соединения молекул. А он, как и все остальные, – просто сумма песчинок. Рассыпьте его!
– Какой прикажете выбрать метод?
– Используйте быстродействующий яд муравьев, который прислали нам наши агенты – энтомологи из дельты Амазонки. Вступая во взаимодействие с живыми клетками, он тут же распадается и не оставляет следов.
– Будет сделано, – ответил полковник, подумав, что за плотными шторками с чеховской чайкой, на сверхчувствительном подбородке шефа возник большой черный муравей с ядовитыми жвалами и нежным орнаментом на хитине, напоминающим свастику.
В Москве, во Внукове Стрижайло был встречен шофером Доном Базилио. Несказанно обрадовался, увидев в толпе его круглое лицо с плутоватыми глазами, шевелящиеся веселые усики, клетчатую кепочку на белесой голове.
– Михаил Львович, боже мой, что это за царапины у вас на лице? – вглядывался он в поврежденное лицо Стрижайло. Тому была приятна эта обеспокоенность и забота.
– Ерунда, порезался при бритье, – легкомысленно отмахнулся Стрижайло.
Было приятно очутиться в салоне знакомого «фольксвагена», ощутить замшевую мягкость обивки, вдохнуть душистый запах освежителя, поймать губами прохладную струйку кондиционера. Был чудесный поздний московский вечер. В теплом воздухе мчались водянистые огни, блуждали аметистовые вспышки, над шоссе светили оранжевые, как апельсины, фонари. Стрижайло предвкушал свой уютный дом, теплую ванну с ароматной пеной шампуня и забвение на удобном диване, с выключенным светом, с негромкой музыкой, действующей как целебное снадобье.
Они достигли Кольцевой дороги. Но вместо того, чтобы, нырнув под эстакаду, устремиться по Ленинскому проспекту, Дон Базилио сделал правый поворот, погнал машину на Кольцевую.
– Почему не прямо? – удивился Стрижайло.
– Ленинский проспект перекрыт, Михаил Львович. Крупное ДТП. Я ехал, едва пробился. Там «сааб» столкнулся с «фордом»-микроавтобусом. Тот, бедолага, перелетел на встречную полосу, и в него втемяшилось пять или шесть машин. Черт знает, что делается! Лучше объедем.
– Как знаешь, – отозвался Стрижайло.
Они катили по шелестящей трассе, среди летучих огней, окруженные осенними рощами. Сквозь темные кущи просвечивали окна удаленных кварталов. Теплый сумрак, таинственные огни рождали воспоминания о детстве. О дворике на Палихе, где увядали на клумбах душистые табаки и в окнах, словно одинаковые луны, светили оранжевые абажуры.
Машина затормозила, встала у бордюра.
– Что там? – рассеянно спросил Стрижайло.
– Да вроде бы колесо подпустило, – обернулся Дон Базилио и как-то странно, как показалось Стрижайло, взглянул выпуклыми кошачьими глазами. Сзади подкатила черная глянцевитая машина с тревожно пылающим маячком, причалила почти вплотную. Из машины вышли двое, приблизились к «фольксвагену». Один отворил заднюю дверцу, наклонил гладко выбритое, резко отесанное лицо, состоящее из твердых углов и граней:
– Господин Стрижайло?
– Да.
– Не могли бы вы выйти из машины? Вам просили передать пакет.
Читать дальше