Валерий Гурков - Барчук

Валерий Турков

О себе любимом…

Писать стал в июле 2014 года по просьбе дочери. Писал ей о себе, о своём детстве, юности, чтобы удовлетворить её интерес к тому времени, когда её ещё не было. Через полмесяца осыпался жёсткий диск на компьютере, и тогда я стал всё написанное оставлять на прозе. ру, чтобы как-то сохранить. Через четыре месяца моего присутствия на этом сайте я был номинирован на Премию Писателя 2015 года, с предложением вступить в Российский союз писателей. За полтора года написал более 800 стихотворений, хотя до этого я вообще не любил поэзию, и более 100 рассказов. В большей части это мои воспоминания о себе и событиях, которым я стал свидетелем. В книге, которая перед Вами, публикуются мои первые рассказы. Всё остальное Вы сможете прочитать на прозе. ру.

Храни Вас Господь! Мир Вашему дому. Чистого неба над головой.

Он подсед ко мне в электричке. Пожилой мужчина с видом бомжа, но в старой, повидавшей всё одежде угадывались довольно дорогие, всемирно известные модельные бренды. Да и сам он, несмотря на свою небритость и наплевательское отношение к своему внешнему виду, был ухоженным. Довольно седой, но с какой-то детской улыбкой. Заметив, что я искоса наблюдаю за ним, начал свой монолог. Так я узнал обо всей жизни одного из обычных моих сограждан, которых миллионы на Руси, и о каждом из них можно было написать рассказ…

Его били за всё. За то, что маленький, за то, что нет отца, за то, что мать злоупотребляла алкоголем, и он всегда за неё заступался, за то, что хорошо учился, но больше всего били за то, что всё время улыбался. Почему-то каждый, кто был больше или старше его, думал, что он смеётся непременно над ним.

Когда он научился отвечать, и все отстали, то бить начала жизнь. Позвоночник стал давать о себе знать лет в двенадцать.

К двадцати это превратилось в сплошную боль во всём теле. Порой такую, что он терял от неё сознание. С другой стороны, мог хоть как-то заснуть. Через двадцать с лишним лет отстала и боль. Может, он привык к ней, может, боль устала его донимать, но к сорока пяти позвоночник болеть перестал. Да и вообще, он сам перестал болеть. С этого момента стала донимать боль душевная. Женщина, в которую он довольно сильно имел неосторожность влюбиться, просто ушла к другому. После её потери он вдруг впервые понял, что физическая боль – просто ребёнок, по сравнению с болью душевной…

Думаете, от всего этого он как-то изменился? Да ничуть! Он всё такой же маленький, и в душе, и по росту. Видно, пластилина не хватило у родителей, как любил он шутить в детстве. Ведь два его брата выше метр восьмидесяти. Дети тоже все выше, даже сестра выше, а он нет. Но он так и не вырос. У него всё так же нет отца. Он всё так же любит учиться, хотя скоро стукнет шестьдесят. Он всё так же заступается за слабых и не любит чужих слёз. А самое главное! Он постоянно улыбается…

Барчук, как он представился мне, вдруг замолчал, долго с серьезным видом смотрел в окно, а затем снова улыбнулся и продолжил…

Старший сын пригласил его к себе в Москву. Вот теперь, находясь в квартире сына и разглядывая старые чёрно-белые фотокарточки, Барчук вспомнил дни, связанные с рождением первенца.

Конец октября 1987 выдался ненастным, и жена, родившая первенца, заболела в роддоме ОРЗ. Не избежал этой участи и сын. Дней за пять он из здорового крепкого малыша превратился, со слов тещи, в полудохленького. Ребенок буквально таял на глазах, никакой была и жена. Масла в огонь добавляла теща постоянным выносом мозга о том, как рано начали заводить детей и всей остальной околесицей. Врачи не надеялись на выздоровление сына, поэтому жену Барчука одну выписали из роддома, чтобы она не мешала своим присутствием. Жена в попытке хоть как-то быть рядом с умирающим сыном, согласилась мыть каждый день бесплатно полы в роддоме. Поняв, что от врачей толку мало, Барчук пошел в роддом к главврачу и под свою ответственность забрал сына, весившего на тот момент всего полтора кг вместо четырех.