Юлия Монакова: Говорят, под Новый год…

Не раз, занятая по хозяйству, она слышала, как ребёнок в комнате надрывается от крика. Соня бежала на зов и заставала следующую картинку: муж сидит, уткнувшись в телевизор, Женька багровый от плача, а муж рассеянно поглаживает его по животику и, не отрывая взгляда от экрана, бормочет:

– Ну, тихо, тихо…

– Возьми ребёнка на руки, идиот! – не выдерживала Соня, с ходу задавая самый агрессивный тон. Слово за слово – и вспыхивал скандал. Скандалы вообще стались частым явлением в семействе Кулаковых… Если же муж предупреждал, что задержится на работе, Соня тут же слала ему истерические смс-ки, что она повесится – да, бывало даже такое.

Иногда на подмогу являлась свекровь, живущая через дом. Помощь её заключалась в следующем – она приходила, когда Женька спал, и смирно сидела рядышком, таращась на коляску. Как она искренне верила, охраняла сон – а на самом-то деле просто доводила Соню до белого каления своим молчаливым присутствием. Как только младенец Евгений просыпался и начинал ныть, свекровь удовлётворенно констатировала:

– О! Проголодался, – совала его Соне и удалялась с чувством выполненного долга.

Соня не винила её – та не нанималась нянькой, она не обязана. Но с некоторых пор просто перестала открывать свекрови дверь, завидев её физиономию в глазке. А смысл? Свекровь разобиделась и вскоре сама перестала приходить.

Большие надежды возлагались также на Сонину маму, специально приехавшую из Сибири нянчиться с новорожденным. Поначалу всё шло как по маслу, ибо бабушка души не чаяла во внуке и бежала к нему по первому писку. Но уже неделю спустя Соня готова была взвыть от того, что они с мамой – сторонницей традиционных методов воспитания и ухода за грудными детьми – решительно, категорически отказывались понимать друг друга. Мама постоянно психовала, упрекая Соню в том, что она не умеет обращаться с ребёнком, всё делает неправильно, и муж её тоже всё делает неправильно, и только она одна знает, как надо. Да, Соня с уважением относилась к материнскому авторитету, но, чёрт возьми, у неё тоже были свои взгляды! К примеру, мать говорила Соне, чтобы она не надевала малышу памперсы, а всё время держала его голеньким – мол, попка будет «дышать». Соня объясняла ей, что голенький Евгений описает-обкакает и мебель, и всех членов семьи впридачу. Мама сразу же начинала орать на неё, не церемонясь в выборе выражений:

– Подумаешь, описают её! Я вон, когда тебя родила, вечно обоссанная ходила!

– Но при чём тут ты, если я лично так не хочу ходить? – искренне недоумевала Соня. Она, если честно, вообще была готова поцеловать создателя памперсов в попу, ибо он избавил её от изнуряющей круглосуточной стирки загаженных пелёнок и ползунков. Мама же ставила ей в вину то, что она думает только о себе.

Сашка тоже не был особо доволен присутствием тёщи. Особенно тем, как она без стука и предупреждений врывалась в супружескую спальню ночами, заслышав малейшее покряхтывание маленького Женьки, и гневно вопрошала:

– Он у вас плачет, вы что, не слышите? Соня, покорми ребёнка и дай мне, я его укачаю!

После чего она часами слонялась по спальне и убаюкивала малыша, распевая колыбельную. Младенец в конце концов засыпал под её монотонное пение, а вот Сашка всё больше раздражался, и с него слетал всякий сон, хотя завтра надо было рано вставать на работу. Если же Соня мягко говорила: «Мама, иди, пожалуйста, к себе, мы сами справимся!» – тут же начинались слёзы обиды и упрёки. Короче, через пару недель тёща была отправлена из Питера восвояси.

Соня медленно, но верно осознавала, что её жизнь уже никогда не станет такой, как раньше. Ни-ко-гда. И это не вселяло в неё оптимизма… Её женское самолюбие если и не издохло окончательно, то явно валялось в глубоком обмороке. Ей просто было некогда заняться собой. Даже сейчас, при наличии всех новомодных девайсов (слинги, специальные стульчики и кресла, развивающие коврики, мобили-хренобили, позволяющие занять малыша), времени у Сони на себя практически не оставалось. От неё теперь вечно пахло молоком (а когда у неё случился лактостаз – то ещё и капустой, поскольку она лечилась народными средствами и запихивала свежие капустные листья себе в лифчик), она ходила в одном и том же халате и не успевала даже банально после мытья головы расчесать волосы – обычно это занимало у неё как минимум тридцать минут, поскольку она отрастила шевелюру до пояса. Как-то в нервном припадке Соня просто схватила ножницы и сгоряча чикнула косу сантиметров на десять. Хорошо хоть, под корень не оттяпала с досады, да и за эти сантиметры Сашка потом её чуть не сгнобил.