Жанна Абуева: Дагестанская сага. Книга I

Застыв в подавленном молчании, девушка выслушала слова матери, но едва та вышла из комнаты, как она бросилась на кровать и зашлась в горьких рыданиях.

– Не плачь, сестрёнка, ради Аллаха, прошу тебя! – Шахри склонилась над Айшей и нежно погладила её чёрные блестящие волосы, туго заплетённые в длинные косы. – Прекрати! Я не могу видеть твоих слёз!

– Я не хочу… не хочу… не хочу! – только и твердила девушка, сотрясаясь в рыданиях.

– Понимаю, моя золотая! Но ты же не можешь ослушаться своего отца!

– Ну почему, почему? Почему так должно быть? Почему я должна выходить замуж за незнакомого и… нелюбимого? Ведь я люблю…

Вместе с рыданиями девушка едва успела подавить имя своего любимого, но тут Шахри мягко произнесла:

– Да знаю, знаю… Ты любишь Ансара! Я ведь давно это поняла, просто всё ждала, пока сама расскажешь!

– Ты… поняла… но как?!

– Я что, похожа на дурочку? Нетрудно было заметить по твоим глазам и румянцу, когда мы встречали его на улице. Слава Аллаху, уж я-то тебя хорошо изучила!

– Но… как же мне быть? – Потрясённая девушка смутилась от того, что тайна её раскрыта, но тут же, вспомнив о сегодняшних событиях, вновь разрыдалась.

С минуту Шахри сосредоточенно обдумывала какую-то мысль, а затем, решившись, произнесла:

– Мне кажется… более того, я уверена… что и он тебя любит! Это видно… по его глазам… и по его румянцу, едва он видит тебя!

Слова подруги ещё больше смутили девушку, чьё сердце знало, что это правда. Взгляд Ансара говорил о любви больше всяких слов, а её ответный взгляд, обращённый к нему, говорил о том же.

Однако изменить отцовскую волю она не могла.

Весть о предстоящей свадьбе дочери Ибрагим-бека мгновенно облетела весь город Кази-Кумух, и люди принялись активно её обсуждать. Понятно было, что самим фактом своего рождения и принадлежности к ханскому дому ей было назначено стать женою любого из представителей правящей верхушки Дагестана, но девушка была так хороша и так скромна, что не одна кази-кумухская мать в мысленных мечтаниях видела её нареченной своего сына.

Судьба Айши вызывала сочувствие, ибо молва уже давно донесла жителям гор о вздорном и задиристом нраве Султана. Пусть дом его ломился от изобилия, но даже близкие люди с трудом выносили этого капризного и избалованного барчука.

Новость, которую принесла в дом Ансара его двоюродная тётка Хабибат, ошеломила юношу, и ему больших трудов стоило сохранить самообладание. От матери не укрылась смертельная бледность, мгновенно покрывшая лицо её сына, и Жарият с нарастающей в душе тревогой всё поглядывала в его сторону.

Своим материнским чутьём она тут же смекнула, в чём дело, и, притворяясь, что внимательно слушает родственницу, думала о том, что надо бы поскорее женить сына.

Она только собралась задать ему какой-то незначительный вопрос, как он уже бросился вон из комнаты, и через минуту снаружи послышались стук копыт и ржание понукаемого коня.

– Что это с Ансаром? – подозрительно спросила Хабибат. – Какой-то он странный сегодня! Ушёл, даже не попрощавшись!

– Он должен срочно исполнить поручение отца, вот и торопится… Не обижайся на него, сестра! – мягко сказала Жарият, моля в душе Бога, чтобы любимый сын не наделал глупостей.

В горах стояла ночь, такая красивая, величественная и таинственная, какая бывает лишь в горах. Казалось, что стоит с вершины протянуть руку к густому чёрному небу, и можно сорвать с него одну из громадных ярких звёзд, таких же золотисто-белых, каким становится обычно масло, сбиваемое из молока ловкими руками горянки.

Будто нарисованные, звёзды усыпали ночное небо, и оно выглядело сейчас совсем как атласный шатёр из арабских сказок.

Людям, собравшимся этой ночью на одной из горных троп, было, впрочем, не до звёздного неба. Их волновали совсем иные вопросы, и, понизив голоса, они говорили о том, что скоро всё изменится, и жизнь станет одинаково хороша для всех, и не будет бедных, а будет партия рабочих и крестьян, которая приведёт народ к счастливой и достойной жизни.

Такие встречи были уже не редкость в этих краях, и с каждым разом людей, а значит, и надежд становилось всё больше.

Нурадин сидел подле Манапа в кругу собравшихся и с гордостью слушал, как обстоятельно и толково разъясняет его друг горцам всё, что тех волновало и будоражило.

– А Ленин, он какой? – спросил у Манапа Иса, чабан в третьем поколении, из тех, что десятилетиями пасли бесчисленные отары ханских овец на ханских же пастбищах. – Он, верно, настоящий джигит, отважный и решительный, раз не побоялся пойти против царя!