Александр Морейнис - Люди и боги. Триптих (сборник)

– Откуда тебе известно?

– Ты не ответил на мой вопрос.

– А ты – на мой.

И вновь на какое-то время беседа смолкла. Тесей повернул голову чуть в сторону, и в глазах его отразились подрагивающие точки – звезды. Я подумала: он надменен и даже грубоват, причем, в разговоре со всеми, вне зависимости от сана – и с отцом моим, и со мной, и, уверена, с любым афинским сановником. Но странное дело, меня эта его особенность не возмущала, не отталкивала, более того, нравилась. Подчиняться такому мужу вовсе не зазорно даже мне, царской дочери.

– Не злись, милый.

– Я вовсе не злюсь. Но жду ответа.

– Ладно, скажу. Об этом мне поведал один из отцовских советников, а ему в письме, переданном попутным кораблем, сообщил его афинский родственник.

Выслушав мой ответ, Тесей не ответил на мой вопрос. Вскинув плечами – как хочешь, так и понимай, – заговорил об ином.

– Однажды, на пути из Троисен в Афины – давно это было, более десяти лет назад – мне довелось сразиться с громадным быком, опустошавшим окрестности Марафона, повергавшим в ужас живущих там людей. Быка того я сумел победить. А еще чуть позже я избавил жителей Кромиона от громадной дикой свиньи, что затаптывала и съедала всех, кого ей удавалось настичь. Что касается Минотавра – я даже представления не имею, каков он, насколько силен и резв. Мне бы меч, обыкновенный медный меч. Но как достать его здесь, на Крите, где у меня ни единого друга…

Великая радость наполнила мое сердце: мне по силам помочь Тесею, спасти его от смерти, и я сделаю это, после чего он, преисполненный любви, а, главное, признательности, станет моим, на всю оставшуюся жизнь.

– Любимый мой… Отец собирается всех вас, афинян, отдать Минотавру на растерзание послезавтра, ранним утром. А значит, у нас есть время. Завтра ночью я принесу тебе меч. Но это не все. Еще я успею связать…

Однако договорить фразу мне не удалось, потому что уже в следующий момент случилось нечто странное: небо и земля слились воедино, закружились в вихре; устремилась косо вверх луна; звезды, несчетное множество звезд, перебравшись мне под веки, вспыхнули там ослепительным светом. Я попыталась понять, что это – конец моего земного существования или наоборот – начало… Попыталась, но не смогла.

Афродита, прекраснейшая из богинь, наполнила сердце Ариадны любовью ко мне. Рискуя навлечь на себя гнев отца своего, Миноса, дева передала мне меч, а в придачу объемный клубок белых ниток. Признаюсь, сначала я даже не сообразил – к чему он, но когда Ариадна пояснила его назначение, был весьма удивлен: предположить даже не мог, что женщина, обычная смертная, хоть и царского рода, способна додуматься до такого. Вот суть ее задумки: конец нити я привязываю у входа в мудреное обиталище Минотавра, блуждая по его запутанным темным ходам, клубок разматываю, разматываю, а после победы над чудовищем (теперь, имея меч, я не сомневался в победе), по нити следуя, выхожу из Лабиринта.

Держа пред собою укороченный обоюдоострый меч, тревожно вглядываясь в зловещую черноту ходов, я шел первым; на небольшом расстоянии за мной следовала стайка трепещущих афинян. Спиной я чувствовал тревожный стук тринадцати сердец, в кои мне удалось вселить надежду. Самому сообразительному из юношей я вручил клубок Ариадны – пусть разматывает он; мне же следовало сосредоточиться на ином – на встрече с Минотавром.

И вот он выскочил из-за угла, человеко-бык: огромное мужское тело в буграх мускулов; голова быка, тоже значительно крупнее обычной; с толстых губ слетают хлопья ярости, острые чуть загнутые рога направлены мне в грудь. Чудовище столь громадное и сильное, признаюсь, в какой-то момент даже зародило в душе моей сомнение: по силам ли мне будет одолеть его?

От первого выпада Минотавра я сумел увернуться, увернулся и от второго, но за вторым последовал третий, и на сей раз мне не удалось отпрыгнуть на безопасное расстояние – помешала стена; острый рог, пройдясь по бедру, вспорол его. Широкой торопливой струей излилась из раны кровь, вмиг на земле образовалась большая ярко-красная лужа. От боли, от неожиданности я закричал. Одновременно со мной вскрикнули наблюдающие за схваткой афиняне, каждый из них понимал: моя жизнь – его жизнь.

О, Афродита, защитница моя, взмолился я, будь милосердной, не дай упасть мне, обескровленному, ослабленному, ощутить в теле своем рога и зубы отвратительного этого существа.

В очередной раз бросился на меня Минотавр; на сей раз, отпрыгнув в сторону, сумел я схватить его левой рукой за рог, величайшим напряжением сил пригнул к земле, и вонзил в загривок меч. Пришел черед излиться его крови. Страшно взревел человеко-бык, обмякнув, стал оседать. Он еще не достиг земли, когда получил второй удар, на сей раз сбоку в шею, смертельный. Недолгая агония, и застыл Минотавр, застыл навсегда.