Виктория Дайбова - Стихия

– Ты каждый вечер сидишь тут, на берегу?

– Почти каждый, – ответил я.

– Один?

– Один, – протянул я, но поспешно поправился. – С книгой.

– Можно, я иногда буду сидеть здесь, с тобой? – робко спросил Гершом.

– А ты хочешь? Давай.

Гершом одарил меня своей тёплой улыбкой.

Мы поднялись, бросили последний взгляд на море и отправились домой. Всю дорогу никто больше не проронил ни слова.

***

На часах было три часа ночи, когда к нам в комнату ворвались какие-то люди. Был шум, чьи-то крики, толпились полицейские, родители Гершома…

– Тише, – кричала мама Гершома. – Вы так ещё больше напугаете мальчика!

Чьи-то руки схватили меня. Я ничего не успел сообразить, меня силой вытащили из нашей с Гершомом комнаты, в которой мы ночевали, и увели вперёд по коридору. Меня завели в маленькую тёмную комнату и захлопнули дверь. Шум остался с внешней стороны, он был почти не слышен.

Я обернулся. Человек, который увёл меня из спальни Гершома, был его отцом.

Он присел передо мной на корточки, видимо хотел что-то сказать. Я, не дав ему этого сделать, начал поспешно задавать вопросы:

– Почему нас разбудили посреди ночи? Кто все эти люди? Зачем вы меня сюда привели?

Я смотрел на него своими большими удивлёнными глазами. Его взгляд, обычно задорный и живой, был сегодня печальным и уставшим.

– Иосиф, мальчик мой… – начал отец Гершома.

– Говорите, – закричал я, забыв о всякой вежливости. – Что произошло?!

Он замялся.

– Говорите! – настойчиво повторил я.

Он положил свои руки мне на плечи, я стряхнул их.

– Самолёт, на котором летели твои родители, сегодня ночью упал в море. Никто не выжил.

Внутри у меня всё оборвалось. Время остановилось. Мне показалось, что даже моё сердце перестало биться. Я закричал и заплакал, как маленький ребёнок. Более сильного эмоционального потрясения я ещё никогда не испытывал. Я упал на пол и начал со всей силы бить об него руками. Я неистово хотел всё вернуть, хотя бы на пару дней возвратиться назад! Мне казалось, что всё это ложь, или полицейские ошиблись! Мне хотелось умереть тут же, на этом месте! Меня опять схватили. Я бился, как бабочка между окон, отмахивался руками, пинался ногами… Я не чувствовал боли. Всю мою физическую боль заглушала душевная. Боль невосполнимой утраты.

– Вызовите скорую! – кричала мама Гершома.

Вокруг меня носились люди. От этого круговорота лиц мне стало хуже. Я упал на колени. От сильной истерики моё горло не выдержало, я задыхался в кашле. Кто-то попытался дать мне воды, но в суматохе стакан выскользнул и разбился вдребезги об пол.

Я кричал охрипшим голосом, мне хотелось бежать. Не важно куда и зачем. Бежать без оглядки, скрыться от этого жестокого мира и умереть. Но меня крепко держали за руки, не давая этого сделать. Мама Гершома пыталась меня успокоить, но я её не слышал. То ли от собственного, режущего уши хрипа, то ли от невозможности воспринимать сейчас что-либо.

В прихожей был слышен шум. Раздавался голос взволнованного Гершома и каких-то незнакомых людей. Вскоре в комнату быстрым шагом вошли несколько мужчин в медицинских халатах. «Они сейчас заберут меня!» – в ужасе подумал я, пытаясь вырваться. Один из них быстро вколол мне какое-то вещество.

Я плохо помню, что происходило дальше. Я лежал на носилках, которые до тошноты быстро несли вниз по лестнице, сквозь живой коридор из сочувствующих зевак. Я успел заметить Гершома, которого обнимала мать. Мои глаза медленно закрылись.

***

Я очнулся в незнакомой кровати. Мне больше не хотелось кричать, хотя я не чувствовал себя хорошо. Я с огромным трудом разлепил засахарившиеся веки и тут же сощурился от яркого света. Я не мог определить, сколько я проспал, но, похоже, день был в самом разгаре.

Я медленно повернул чугунную голову, в висках сразу же начала нарастать боль. Я тяжело вздохнул. Моему мутному взору предстала маленькая белая комната. Я попытался вспомнить, что было накануне. Моя истерика, врачи, носилки… Должно быть, я в больнице. Я попытался оглядеться. Рядом с кроватью стояла маленькая тумбочка. Пахло цветами. Я немного приподнялся и увидел свежий, ароматный букет. В ту же секунду у меня закружилась голова и потемнело в глазах. Я со стоном упал обратно на подушку. «Если здесь стоят цветы, значит кто-то уже приходил…» – мелькнула мысль. Я осторожно приоткрыл глаза. В палате никого не было. В голове сразу же слабо зашевелились мысли о возможности выбраться. «Но куда я пойду?» – задал я вопрос сам себе. У меня же теперь никого нет.