И только гораздо позже Наталья объяснила, что расчетами-то Багин их воспользовался. Но вся неприглядная сторона поступка была не в этом. Попроси он их сам показать или отдать расчеты, ему бы их наверняка бы показали и отдали. Но их взяла у Леночки багинская жена, Анжела, она только перевелась от строителей к проектировщикам и попросила расчеты, якобы подучиться проектному делу. Такой полудетектив, и не так все было красиво и лихо, как это представил ей Багин.
Запроектированный же монолит оказался последней каплей в отношениях между строителями и ташкентской фирмой, и проектирование основных сооружений было передано Москве, а каким образом был вычислен багинский вариант подпорной стенки – с помощью ломика или багинской супруги – никто не вникал.
Алиса насилу собралась к Веберам вечером следующего дня, выбрела к нужной калитке в состоянии, когда идешь вперёд, а тебе хочется идти назад. Этакое светское ощущение, или именно у светских людей его не бывает? На соседнюю отраду грудью кидался огромный дог, не дог, а собака Баскервилей, видимо, понимавшая в этом толк и умеющая оценивать свои и чужие привязанности. На террасе гремел грузовиком младший сын, Татьяна на кухне пекла коржики, рядом с нею сидел аристократично-изящный Мираль Керимов, который когда-то тоже работал здесь и которого сейчас здесь по идее быть не могло, но он сидел и приветливо смотрел на Шкулепову.
Татьяна вытаскивала противень из духовки, ссыпала коржики в эмалированное ведро, ставила в духовку следующий, снова нарезала тесто для очередной закладки.
– Куда столько?
– На Маланьину свадьбу! Они скоро меня съедят! – «они» – это двое старших, – Растут, всё как в прорву, пока я обед готовлю всё вокруг подберут. Вымахали с отца, когда остановятся?
А Вебер на работе, где же ему ещё быть, ни суббот, ни воскресений, уже ночь на дворе, а он всё сидит, два дурака таких на стройке, он да Щедрин… Лучше бы диссертацию писал, а то на себя только по ночам.
Мираль улыбался.
– Ты где сейчас?
– В Алма-Ате, – он улыбался приветливо, без всякого подтекста.
– В Алма-Ате, – Таня громыхнула очередным противнем, – Бок о бок с Анжелой Поддубной работает, руководители групп, и она, и он. – Алиса наклонила голову, Татьяна продолжала громыхать духовкой, – Друзья теперь, не разлей вода.
– Она совсем другая стала, – Мираль улыбался так же безмятежно.
Татьяна распрямилась, уперла руки в бока:
– Горбатого могила исправит! Недавно получила от неё письмо – хочет приехать, взглянуть на свою молодость, мама моя, «я рассчитываю на твоё гостеприимство»! Будто Багин был, понимаешь, дрянь, а она золото и вообще ни при чем.
Мираль обернулся к Алисе:
– Они разводятся. Уже развелись.
– Ну и что? – Татьяна швырнула полотенце в угол. – Цитирую: «Как-то так случилось, что все любимые…» тьфу, «все любящие меня люди покинули меня… Одна молодая инженерка…» Чувствуешь стиль? Подожди, это не в сказке рассказать, – Татьяна рассмеялась, покачала головой. – «Одна молодая инженерка, любимая мною», постой, «любимая мною и служившая мне фоном…» Достаточно? Дальше не помню. Могу дать почитать. Другая! Как была дура с апломбом, так и осталась.
– Все вы, женщины, с апломбом, – мирно сказал Мираль, – Но она переменилась к лучшему.
– Не смеши! И не зли меня. Если она приедет, рассчитывая именно на моё гостеприимство, я рехнусь. Точно. Можешь ей это передать.
– Хорошо, – Мираль улыбался. Конечно, он передаст. Что лучше не садиться Татьяне на голову. Расскажет о трёх сыновьях, свекрови и прикованном к постели свёкре. И даст понять, что не стоит. Мираль – восточный человек и найдёт, что сказать без прямого текста. Хотя без прямого она как раз может и не понять…
Значит, они все-таки разошлись, как пишет Поддубная – «чинно-благородно: ей квартира и сын, ему – машина» И он ушёл. Естественно, кженщине. Это мы уходим в никуда, а мужики уходят к другим женщинам.
– А Багин – это она его сделала таким, – продолжала меж тем Татьяна, – Провокатором. – Алиса вскинула глаза «почему провокатором»? Татьяна на мгновение запнулась.
– Все средства хороши, всё идет в ход, ничего святого, порядочных людей нет… Мужиков делают бабы. Вот она и сделала его, каким хотела. Сейчас он вывернулся, но двенадцать лет – это двенадцать лет.
– А Вебера это ты таким сделала?
– Вебер не относится к тем, кого делают. К несчастью. И не могу же я сражаться с человеком, который прав. Вот только вам пожалуюсь, и на этом дело кончится. Душу я могу отвести?
Читать дальше