Лариса Довгая - Сага о княгине Гаафе, Ларисе и мучениках Готфских

Полет —
Время придет покидать свою землю —
Полет.
Чайки крыло ветер рвет
На взлет,
Но – вперед —
И весь мир я приемлю.
Там, внизу,
В круге земном,
Уже не темно
И видна
Рыжим мехом трава,
Троп раскинулись рукава,
А в тумане прибой седоват,
Пены падают кружева…
Утреннего волшебства
Унесу
В сердце красу.
Сон земли
Отметает туманом к горам,
Первоцветы взошли,
Там цветут кизилы,
По пыли,
По яйлам
Ветер так же упрям,
Не дает распрямиться дымам.
Он опять разорвал облака,
Обитатели смотрят небес,
Высота так легка
Издалека,
А здесь
Земли с небом разрез.
А земля нелюбезна —
Сколько сильных взяла —
Были, сокрылись вдали,
Канули в бездну…
Но в равнодушьи земли
Я не исчезну.

*
В круге земном, где живет человек, есть много рек,
И изрезаны берега океана. Над водою гуляют туманы.
Холод на севере есть белый снег.
Висль-река дорогой готфам была еще от Алана.
Трудные к людям пришли времена: собрать не смогли урожаев, —
Решили, что конунгов это вина, что Одину жертву зажали.
Так вздернули в петлях на ясень двоих,
И вёльвы, приникнув к ногам их,
Поведали: домы оставить свои, за птицами путь пролагая.
Гипанис прошли, и Тирас возник по-зимнему льдами закован.
На переправе вдруг лед затрещал, вскинулись льдины сурово,
Многие в воду ушли насовсем, а уцелевшие разделились:
Кто перебрался – тем на запад лег путь, а тем, кто остался – к югу.
И каждый поток свою землю обрел – свершилась небесная милость.
И братьями целый век весты и осты звали друг друга, —
На Истре одни, а Кизик средь гор у Черного моря
Другие освоили вскоре.

*

Последний, весенний срывается снег,
Скрывается в мраке дорога,
Но всадник летит на буланом коне,
И в сердце стучится тревога.

– Все виноваты, все,
Каждый в своей слезе,
Каждый в своей красе
Идол на колесе…
Факел зажжен войны —
Все мы обречены.
Птицы кричат в ночь.
Искры летят прочь.

Ущелье и тьма, только конь знает путь,
Устал, но себя не жалеет,
И всадник не смеет тройчаткой взмахнуть.
В кустах кто-то странно проблеял.

– Мы виноваты все,
Всяк на своей стезе…
Балт Афанарих груб,
Лжет, что он остам друг,
Жаден Юнгерих, дик,
Что не по нем – так в крик,
Сбруей коня кичится,
Кровь ему – что водица…

Упругая ветка хлестнула в лицо,
И дышит как кто за спиною,
А в свете луны пик надменно свинцов,
Зевнул плутень под алычею…

– Будем кого винить?
Всяк себе знаменит…
Сила у них сейчас
Держится на бичах.
Единокровных бить?
Не сосчитать обид,
Но беззаконий яд
Сами себе споят…

А дальше в долине лежит тишина
Гнетущая, темно-густая,
И в росных разводах на валунах
Испуг силуэт обретает.