Самуил Ходоров - Белая Лилия

Незабвенный Оскар Уайльд когда-то произнёс неотразимую фразу:

– У женщин поразительная интуиция, и ничто не остаётся ими незамеченными, кроме очевидного.

Лиля, как и все женщины, обладала инстинктами и чутьём, присущими только им. Однако, в отличие от уайльдовских английских мисс и миссис, «рашен гёлл», Лилия Сергачёва всегда мыслила рационально и отличала очевидное от невероятного. Она догадывалась, что неадекватное поведение Виктора нынешней ночью таит какую-то загадку и что за этой тайной скрывается, скорее всего, нечто восторженное и возвышенное. Обострённое женское чутьё не подвело Лилю и на этот раз. Они как раз проходили по скрипучему деревянному мосту через шумную Быстрицу. Перила у моста отсутствовали, к тому же он скрипел и слегка шатался как пьяный после дружеской попойки. Лиля непроизвольно обхватила талию Виктора и прижалась к нему, почувствовав внезапно сильную дрожь, которая сотрясало всё его тело. Он внезапно приподнял хрупкую Лилю, порывисто прижал к себе и отрывисто прохрипел:

– Лиля, ты понимаешь, что с этой минуты ты моя. Можешь не сомневаться, хочешь ты этого или не хочешь, я тебя вовеки никому не отдам. Я тебя очень и очень люблю, как не любил никогда и как никогда больше не буду любить.

Он приблизил свои губы к мягким и податливым Лилиным устам и целовал их так неистово, так нежно и так долго, что она в сладостной полу-дрёме и каком-то сюрреалистическом полузабытье, обвивая шею Виктора своими белыми замёрзшими руками, отрешённо выпалила:

– Витя, ты не представляешь, как у меня кружится голова, как блуждают перед глазами тёмные очертания горных хребтов за рекой и как ночные звёзды предсказывают мне, что у нас всё будет хорошо.

Ветхий мостик всё также продолжал раскачиваться под порывами прохладного ветра, дующего с карпатских вершин. Всё также катила свои свинцовые и холодные воды горная Быстрица, мерно и сонно поглощая все звуки и всплески. А Лиля и Виктор, прильнув друг к другу и пританцовывая в ритме мотающегося мостика, понимали, что всё уже не так, как было раньше, всё изменилось, они сумбурно перешагнули невидимую границу, меняющую статус их совместного бытия, как в быстротекущем времени, так и в окружающем пространстве.

Конец практики совпал, когда на пятки шальному августовскому звездопаду синеватой дымкой наступал осенний сентябрь. В эту комфортную, так любимую Лилей, паутинную пору бабьего лета, она уезжала в деревню к отцу и матери, чтобы помочь им в нелёгкой работе по хозяйству. Виктор называл этот сезон бархатным, так как вместе с родителями улетел отдыхать на черноморское побережье Кавказа. В то время как Лиля занималась утренней дойкой коровы, кормлением кур и цыплят, домашней уборкой, заготовкой комбикорма для домашней живности на зиму, засолкой огурцов, капусты и грибов, Виктор подставлял своё худое незагорелое тело нежным, уже нежарким, солнечным лучам на курорте Пицунда близ Сочи. Прозрачными, уже холодными, вечерами, накинув деревенский материнский платок и приютившись к покосившейся завалинке, уставшая Лиля думала о Викторе, стараясь вообразить, как возлюбленный коротает время без неё в черноморской здравнице. Порывы осеннего ветра срывали ещё зелёную листву с белоствольных берёз и стройных тополей, сквозь их густые кроны Лиле мерещился тёплый золотистый песок сочинского пляжа, экзотические пальмы, под которыми сидел Виктор в окружении длинноногих девушек в голубых купальниках бикини. Виктор действительно большую часть времени проводил на пляже. А что ещё делать не обременённому суетой рабочих буден курортнику, как не обволакивать своё тело в бархатистые волны тёплого моря с тем, чтобы, небрежно отряхивая пупыристые брызги, водрузить его на матерчатый шезлонг. Воображение Лили рисовало ей правильную картину. Правда узкая полоса пляжа была покрыта не золотистым песком, а округлой галькой. Что же касается девушек, то, действительно, вокруг Виктора в, совсем небольшом, обозримом радиусе, словно на подиуме в доме моделей, фланировали десятки стройных блондинок, элегантных брюнеток и недурно сложенных шатенок. Однако, несмотря на впечатляющую палитру полуобнажённых девичьих тел, Виктор не обращал на них никакого внимания. Как в бодрствующем состоянии, так и в ночных сновидениях перед ним представала грациозная фигура его Лили. В доме отдыха родители Виктора познакомились с коллегами, врачами из Москвы. С ними отдыхала их двадцатилетняя дочь, складная рыжеволосая Настя. Когда она за завтраком или за ужином смотрела на Виктора, в её светло-карих глазах загорались какие-то призывные демонические огоньки, которые проскальзывали мимо его внимания. Даже отец, шутливо толкнув сына в бок, мечтательно проговаривал: