Баир Жамбалов - Уловить неуловимое. Путь мастера

– Это помогает? – вдруг ни с того ни сего спросил он.

– Что помогает? – спросил я вместо ответа недоуменно.

– А вот всё это? – кивком указал он на иллюстрации.

– В каком смысле?

– Да хотя бы в психологическом. Они своим видом должны укреплять дух. Я так понимаю. И я думаю, что надо постоянно смотреть на них и стараться быть похожим на них.

Я лишь пожал плечами. А он продолжил дальнейший осмотр моей комнаты. Остановился на этот раз на компьютере.

– В Интернет заходишь? – продолжил он расспрос.

– Захожу.

– А что там тебя интересует?

– Многое.

– А конкретно?

– Информацию ищу для рефератов.

– А-а. Это правильно. А как у тебя с учёбой?

– За четверть две четвёрки.

– Как я полагаю, остальные пятёрки.

– Правильно полагаете.

Мне его расспросы начинали порядком наедать, и потому ответил я немного нагловато. Но он на это никакого внимания не обращал и продолжал рассматривать комнату, остановившись на этот раз на стеллаже с книгами.

– Книги читаешь?

– Читаю.

– Правильно. А то нынче всё компьютер да компьютер, кино всякое, музыка, тоже всякая. А книги – это хорошо, это правильно.

Я промолчал. Я действительно читал, и к чтению имел явное пристрастие. Но и компьютер, и кино, и музыка для меня имели тоже такое же значение. А он тем временем остановил свой любопытный взор на двухпудовке. Её подарил мне друг отца, как говорится, на будущее.

– Однако тебе это пока рановато. Вырастешь, поднимешь. – говорил он тихо-тихо.

– Конечно, подниму. – отвечал я немного с оттенком спесивости, желая как-то покончить с этими расспросами.

Он и на этот раз ничего не заметил. А меня уже начинало это раздражать: вот эти бесконечные, как мне казалось, расспросы, вот это рассматривание всего, и, главное, его такой тихий голос, больше похожий на звук маленьких живых существ. То ли дело голос моего тренера и других тренеров тоже. Он же продолжал смотреть на двухпудовку как баран на новые ворота. «Кишка тонка поднять». – подумал я с таким злорадством. И какое-то чувство, может быть не брезгливости, но пренебрежения появилось у меня к этому родственнику по материнской линии. А он продолжал оставаться на этом же месте, будто прилип и продолжал разглядывать её словно музейный экспонат. И на что сдалась ему двухпудовка?

– Как понимаю я, тебе это пока рановато поднимать… – наконец-то пришёл он к этому выводу, который и так был очевиден.

– Ничего, скоро буду поднимать… – тут же я вставил слово с некоторым оттенком превосходства.

А он продолжал разглядывать сей спортивный снаряд. «О-о, смотри, смотри. Не поднимешь, пуп надорвёшь». – по инерции продолжали свой хоровод усмешек, насмешек, такого ехидства мои мысли. Прошло некоторое время вот такого разглядывания и дальше произошло то, что заставило меня даже привскочить с места с невероятно расширенными глазами и с таким же разинутым ртом. И было отчего!

Что было это? И как оно случилось? В мгновение ока он держал на вытянутой вперёд, а не вверх, руке двухпудовку. И, главное, рука при этом не дрожала. Не дрожала! Я знал в этом толк, разбирался, понимал это. Вот это да! Я был удивлён – не то слово. Я был шокирован. Шокирован! Вот это да!

Это была неожиданность, полная неожиданность. Пренебрежение испарилось, унеслось как дым на ветру, как будто и не было никогда. Я смотрел на это неожиданное чудо безотрывно. А он продолжал вот так держать не дрожащей рукой! И всё же при таком эмоциональном состоянии удивления от внимания моего, от заострённого внимания на данный момент, не ускользнули, так ярко выдвинувшиеся, толстые, словно литые из стали, сухожилия. И теперь я примечал, знал, что под рубашкой его притаилось тренированное, очень тренированное тело. Прошло время, и он бережно поставил её, двухпудовку на палас, будто была она из редкого горного хрусталя. О, это было удивление с моей стороны!

Он подошёл к столу, где его внимание привлекла почему-то монета с достоинством в пять рублей. И этот его интерес был так же вне моего понимания. А дальше произошло то, чего, возможно слышал, но никогда не видел. Он взял монету и подбросил вверх, высоко, да так, что она завертелась, замельтешила, будто заискрилась яркими рёбрами в таком неистовом вихре, и стала падать. Но на лету ловко он поймал её пальцами. Спросят, что в этом такого? Да ничего. Так может каждый. Но вот продолжение дальнейшего действия повергло меня в настоящий шок. И было отчего!

Пальцы его сжимали монету как мощный пресс. И она под силой, под такой невероятной силой, идущей из самых глубин духа в пальцы, сгибалась, как будто была сделана из пластилина. О, реальность, как наваждение! Но это было совсем не так, не так. Это была действительность, и при том самая настоящая, как есть. Я только что стал свидетелем большого, огромного, преогромнейшего чуда! И шок сдавил меня! И онемел язык! А он тем временем бросил деформированную, сложенную пополам монету на стол, и эта монета в таком виде для меня превосходила теперь своё достоинство в пять рублей, намного превосходила, превращаясь в бесценный сувенир, который можно показывать гостям, друзьям, знакомым. Но поверит ли кто? Когда и кто увидит такое представление?! Я не стану пассатижами стараться вернуть её в прежнее положение. Да и смогу ли я? И зачем? Бесценный сувенир, превращённый из монеты с достоинством в пять рублей, как неоспоримое свидетельство невероятной физической силы, исторгнувшуюся из самых глубин человеческого духа.