Алексей Шаповалов - Все границы вселенной

Впрочем, вместо книг в последнее у него были новости о громких победах и успехах теперь уже генерала Ло. Деньги, слава, женщины – всё было доступно последнему.

***

Незадолго до ужина произошёл маленький инцидент.

В салоне управления на случай общения команды в полёте и перевозки пассажиров были установлены два ряда кресел. По четыре с каждой стороны пилотского кресла. Те, что были по левую руку от него, Игорь полностью демонтировал. На их месте установил небольшое креслице для дочери и столик, на котором она могла бы кушать или рисовать, или играть в игрушки. В общем, чем-то могла занять себя во время прохождения маршрута.

Полный, постоянно вытирающий своё мокрое от пота лицо платком, пассажир вошёл в салон, огляделся по сторонам и, глядя на Лизкин столик, недовольно обратился к Шверцеву:

– А почему вы не поставили или не приделали столики на манер откидных здесь, в салоне? Ну вот чтобы человек мог поесть, сидя в кресле.

Игорь выругался про себя. И вот так каждый раз: объясняй не объясняй, читай инструкцию, не читай, всё одно будут претензии и, причём самые не обоснованные.

– По правилам перелётов, – сухим голосом начал он, – для поглощения пищи во время полёта вы должны находиться в своей каюте.

– А если мне захочется поесть в компании приятных собеседников. А я, знаете ли, очень люблю поесть в компании приятных собеседников, – не унимался толстяк.

– Можете пригласить к себе в каюту ваших «приятных собеседников» или поесть в их компании в ресторане или кафе на остановке.

– Каюта весьма тесна, знаете ли, – брюзжал пассажир.

– Ну тогда, конечно же, остаётся только ресторан или там, скажем, кафе, – разводя руками, улыбнулся Игорь, пытаясь хоть как-то смягчить обстановку.

– Тоже мне, сервис, – поморщился мужчина.

Пилот понимал, что в такой ситуации нужно спокойно сидеть и никак не реагировать на подобные фразы, но хотелось пойти к себе, взять с полки какую-нибудь стеклянную хрень и разбить её об голову толстяка. А тот, в очередной раз вытерев лицо, решил-таки добить его:

– В конце концов, вы поймите, что не мы для вас, а вы для нас…

– Зачем вы так говорите? – раздался голос справа от кресла пилота. И Игорь с удивлением увидел девушку, сидящую в крайнем у окна кресле второго ряда. Она с негодованием смотрела на недовольного пассажира. Видимо, она тихо вошла в салон, когда Игорь, увлечённый дорогой, был погружен в свои мысли, и села, чтобы понаблюдать за проносящимся за окном окрестностями.

– Не надо так говорить, – вновь начала она. – Это вообще неприлично. Тут никто ни для кого: человек просто выполняет свою работу. Вас же предупреждали об условиях полёта?

– Всякая мне тут будет… – начал было заводиться вновь толстяк, но, видимо, поняв, что перегибает палку, развернулся и скрылся в коридоре.

Игорь повернулся к пассажирке.

– Спасибо.

Она, смотря прямо перед собой, едва заметно кивнула.

– Как вас зовут?

Девушка, кокетливо скосив на него свой взгляд, улыбнулась и проговорила:

– Соня.

– А зачем вы это сделали?

Девушка ещё раз улыбнулась и приоткрыла свои прелестные губки для того, чтобы ответить, но им помешали.

Толстяк, словно мешок муки, ввалился вновь в салон, да не один. Следом за ним показалась Клара Ивановна. Они долго, перебивая друг друга, вещали, что-то о козьих шариках, об антисанитарии на борту и о том, что «Анжелочка сущий ангелочек, а умна-то как. И не из бодливых». Игорю ничего не оставалось делать, как остановить «Водовоз» и идти разбирать конфликт.

***

Поломка на трассе – это всегда неприятно. Только что ты двигался по маршруту. Всё было хорошо или не очень, но ты двигался. Цель была всё ближе и ближе. И тут что-то ломается. Досада – вот первое чувство, которое появляется в этот момент. И бесполезно гадать, почему сейчас, а не час назад возле станции техобслуживания или пятью часами ранее у магазина, где запасались водой и провизией. Там и мастера были рядом, и другие дальнобойщики. Всегда можно было получить совет, инструмент и помощь. А сейчас всё сам. Какого ж рожна именно в этот момент? Нет ответа. И дождь льёт как из ведра. Назло, что ли? Точно. Назло. И никаких в том сомнений. Теперь придётся вылезать наружу, ремонтировать двигатель и мокнуть. Причём «мокнуть» – самое неприятное из всех злоключений, обрушивающихся в этот момент. «Ведь вымокну, стопудово вымокну с головы до пят», – думал Шверцев. Можно было, конечно, подождать и до утра. Понадеяться на то, что с утра тучи разойдутся и выглянет согревающее светило. При оном возиться с ремонтом будет легче. Но время. Время, оно уйдёт безвозвратно. Это четвёртое измерение гонит нас вперёд, не давая порой ни роздыху, ни вздоху. Не даёт расслабиться. И приходится штурмовать крепости, сжигать за собой мосты, срываться в омут и носиться по коридорам на вызовы начальства вместо того, чтобы попросить время подождать, сесть и спокойно всё обдумать. Обмыслить ситуацию Игорь, конечно же, попытался. По всему выходило, что надо брать ящик с инструментами и лезть к машинному люку. Именно там бортовой компьютер и определил поломку. Плёвая, пустяковая, но поломка. И дождь. И темнота. Однако если её исправить, то можно успеть к рассвету преодолеть оставшиеся триста пятьдесят километров до города с заправкой и столовой. Он даже успеет вздремнуть перед дальнейшим полётом.