Алексей Кулаков - На границе тучи ходят хмуро...

То, что охота не задалась, стало понятно почти сразу. Мелкий дождик прямо-таки шептал: спать, спать… На следующий день ничего не изменилось, но все же, немного подзаправившись «жидким топливом», несгибаемые охотники выдвинулись на поиск какой-нибудь живности. Желательно косуль (на них даже лицензия имелась), но под вечер все согласны были даже на одинокого зайца – тогда было бы чем оправдать целый день бессмысленных шатаний по лесам и полям необъятной родины. Увы! Пришлось (как и всегда) отвести душу на пустых пивных банках и березовых чурбачках. Точку в этих немудреных развлечениях поставила начавшаяся на закате летняя гроза – красивая, с полыханием разрядов на полнеба, громом, от которого закладывало уши, и косыми струями теплого ливня. Все охотники, весело перекрикиваясь, потрусили к палаткам, а один решил снять буйство стихий на цифровик, для чего немного отошел в поле, где и принялся периодически сверкать вспышкой. Последнее, что все запомнили отчетливо, – двойная вспышка со стороны одинокого силуэта, слегка размытого в водяной пыли: маленькая – из его рук и большая, соединившая землю и небо толстым плазменным жгутом. Потом настало время запредельного ЗВУКА, раздирающего тело и сознание… Когда первые, кто очнулся, подбежали поближе в поисках своего товарища, их почти сразу и дружно вывернуло – от густого запаха горелого мяса. Тела никто так и не нашел…

Все, что я почувствовал, – как вспыхнул призрачно-белый свет. И еще вибрацию в теле, такую, что казалось, будто рассыпаюсь на части. Темнота. Мягкая и обволакивающая, она стремилась растворить в себе, размывая любые мысли и желания. Со странным безразличием я просто ждал, но ничего не происходило. Постепенно я начал различать окружающее – стал виден поток черного… света и отдельные мягкие струи в нем, мерцающие множеством разноцветных искорок, иногда окутанных завораживающим и манящим серебристо-синим туманом. Одни искорки покалывали… ласково, что ли? Другие воспринимались как перекрученный клубок стальной проволоки с зазубринами на концах. Как долго это продолжалось, не знаю. Может, двигался поток, а может, я в нем. Понять было сложно. Постепенно внимание все больше и больше стала привлекать «ласковая» искра. Вот она вспыхнула особенно ярко и тут же затлела тускло-тускло, заслоняя собою все вокруг, незаметно вырастая в размерах, наливаясь силой, настойчиво притягивая и маня к себе, все ближе и ближе. Наконец все окончательно погасло, уступая ее настойчивому сиянию, вспышка и сразу следом – тьма…

Боль. Она жгучим огнем разорвала покой души и принесла ощущение жизни. Все пять чувств корчились от нее, вымывая из разума равнодушие – по капле, струйкой, полноводной рекой… После пришел черед Хлада, и от него трясло так, что даже ослепляющие вспышки света во тьме были не сразу осознаны. Но постепенно они стали восприниматься как… пощечины? С громыхающим скрежетом вернулся слух, и из размыто-серой пелены сразу прошелся напильником по нервам слегка «плавающий» голос:

– Юнкер? Вы меня слышите? Гм?

– Агхкхха… Гэ а?

– О! Он пришел в сознание, господин штабс-капитан!

– Благодарю вас, я это заметил.

Новый голос был гораздо глуше первого.

– Юнкер Агренев, вы слышите меня? Как вы себя чувствуете?

– Доктор, позвольте заметить – корнет Агренев!

– Для меня он прежде всего пациент, а все прочее…

Голоса отдалились, и мягко подступившая, ласковая темнота укутала собою сознание, унеся его в беспамятство.

Он пришел в себя, как будто всплыл из толщи воды к солнцу и небу: плавно, мягко и немного растянуто по времени. Первое, что увидел, – это потолок. Грубо побеленный, в мелких трещинках – и взгляд тут же зацепился за одну из них, помогая прийти в себя. Постепенно возникло понимание: живой!!! Руки, ноги – все на месте и цело! Тело, правда, ломает так, как будто вагон с углем разгрузил. Слабой, словно чужой рукой провел по себе в поисках ожогов или ран… и… и… и хрипло каркнул:

– Похоже, крыша все же улетела!!

Правду говорят: утро оказалось заметно лучше вечера. Чужая память, а вернее, обрывки и куски ее, воспринималась теперь как собственная. К сожалению, информации крайне не хватало – но лучше хоть что-то, чем совсем ничего.

«Итак, что мы имеем?»