Zviad Anageli - Пять рассказов

Автобус остановился прямо передо мной. Пластинку с надписью «лектор», которая уже представлялась мне очень ценной вещью, я спрятал в карман. Спокойно ступил на первую ступеньку, остановился и многозначительно обвел взглядом окружающих. У меня было большое желание оповестить всех пассажиров о том, что с ними вместе будет странствовать лектор. Я бы хотел, чтобы все знали, кто я такой. Наверное, все другие лектора именно так и думают, появляясь в обществе. На секунду и о том задумался, как было бы хорошо, если бы у каждого была бы такая табличка прикреплена на видном месте, ну, если и не с именем, то хотя бы со званием, как на двери. И вот, как только я поднялся на следующую, последнюю ступеньку, я понял, что водитель обращается именно ко мне. Да к тому же довольно грубо:

– Немного поживей! Чего кривляешься! Не видишь, что ли, люди должны подняться! – Я остановился. Нет, не переводятся эти невоспитанные! Разумеется, мне это не понравилолось, и я уставился на водителя со строгим выражением лица.

– Знаете, что я вам скажу?.. – я собрался было достойно ответить на грубость, но сзади меня грубо толкнули, и у моего левого уха прозвучал женский голос, достаточно басовитый и агрессивный:

– Ауу, пропустите-ка, мы торопимся! Станут тут, тоже ещё! – протиснулась, грубо оттолкнув меня, обладательница басовитого голоса, а сама тощая, как жердь. А потом уже раздались в автобусе и другие реплики:

– И что это за тип, что встал здесь посередине?!

– Дядюшка, дай подняться, а?! – надрывался снизу какой-то худой, моего возраста, мужчина в кепке. А здесь кто-то нагло высказался по поводу моего тройного одеколона. В почти совсем безвредной, на первый взгляд, ситуации половина пассажиров ополчилась на меня. К тому же, я и вправду стоял в неудобном месте. Поэтому я ещераз бросил строгий взгляд на водителя, который тем временем кричал на меня: «Чего уставился на меня, пропусти людей!» – и направился к свободному месту в салоне автобуса. Часы показывали 8 часов 46 минут.

Не опоздаю. Так, минут через восемь-десять буду в школе. Как ясновидящему, представился мне тот момент, когда я гордо открою дверь директорского кабинета и в присутствии покрасневших от зависти коллег выслушаю сообщение о моем превращении в лектора. Я уже давно догадывался, что назревает мой уход из школы. Я знал, что рано или поздно всё учтут, перепроверят, оценят и удовлетворят уже давно написанную мною просьбу. Мои подозрения подтвердил сегодняшний звонок: «Ваше дело решено, пожалуйте сегодня в девять часов к директору!» Да-да, «пожалуйте», а не «приходите», как обыкновенно в другое время обращались ко мне. Именно эти слова я услышал недавно по телефону, а все остальное я доверил своему логическому мышлению, которое всегда приводит меня к безошибочным выводам. А в эти последние дни я услышал в школе своими ушами слова, сказанные кому-то директором в мой адрес: «Этот скоро добьется своего!» Вот именно, – добился. Достижение поставленной цели – это ведь одно из качеств, присущих мне с рождения. Меня одолели приятные мысли: закончилась моя заслуженная школьно-педагогическая деятельность! Стало невозможным максимальное использование моих возможностей в сфере среднего образования, мне нужно более широкое поле деятельности, аура высшего учебного заведения. Там я должен исчерпать себя до конца и погаснуть. Именно жаждущие знаний студенты должны истощить меня. Ведь до сегодняшнего дня мои способности к передаче знаний были заключены в стенах школы, как в тюрьме. Восемьдесят процентов моих слов, насыщенных глубокими познаниями, улетучивались, так и не достигнув души учеников с еще незрелым сознанием. Улетучивались не потому, что эти слова не стояли на прочной основе мысли, знания и профессионализма, а потому что местом назначения их было уже сформировавшееся сознание студентов и бакалавров, а никак не школьников. Сам я ничего не скажу о своих возможностях, но тот, кто меня знает, тот хорошо знает и то, что я собой представляю. Я ведь учитель учителей, в самом прямом смысле этого слова. В одно время около двадцати процентов моих бывших учеников стали педагогами и по сей день продолжают внедрять в головы своих учеников знания, когда-то внедренные в них мною. Далеко ходить не надо, и нынешний директор моей школы вырос в моих руках. Дерево лучше всех знает свои ветки, – сколько чего на какой выросло, – и, конечно, кто лучше меня знает интеллектуальный «урожай» нашего директора? Воистину, обильным его не назовешь. Да, я знаю, и если честно сказать, то, самое меньшее, два раза мне было стыдно: во-первых, за то, что я был его учителем, а во-вторых, за то, что он теперь мой директор. Это ведь именно тот парень, который сколько-то лет назад на моем уроке упрямо доказывал мне: Ираклий Второй был не царем, а архиереем. Я нигде не говорю об этом, потому что мне не поверят. А ещё, как вчера, помню громкий шепот учителей, недовольных назначением его директором: стыдно в школу приходить, ведь это тот самый, который на одном экзамене упоминал об Акаки Руставели!! Предполагают, что директор услышал этот шепот своими ушами – или с чьей-то помощью, – и через неделю двое самых активных шептунов подверглись кадровой чистке, и карьера двух довольно опытных педагогов была принесена в жертву. А уж после этого произошло то, что и сейчас звучит в моих ушах: учительницы, проходящие мимо директорского кабинета, достаточно громко беседовали о том, каким милым ребенком был директор в детстве, да какие умные глазки у него были, прямо-таки – глаза мыслителя! С самого начала он отличался от всех, мы были уверены, что быть ему директором, да и сейчас у него ещё все впереди! А в действительности, если не я, то кто другой ещё знает, что на самом деле думают в школе о нашем директоре.