Альберт Громов - Разговоры

Ранним утром дворник, подметая тротуар, поднял испорченную дырявую книжку и сунул в мусорный пакет, в котором лежал среди прочего мусора и хлама хорошо смятый клубок бумаги.

Через служебную дверь, из которой работники столовой ежедневно кормят дворовых котов и собак, в коридор зашла уборщица Валентина. Вся раскрасневшаяся от мороза она пыхтела, отряхивала снег с пальто, стегая себя перчатками, будто парилась веником в бане. Во время выполнения этих упражнений она всегда сильно сопела и постанывала, чем обнаруживала свое присутствие у работников столовой.

– Здрасти Валентина Ивановна! Пришла поработать, что ли? – Спросила посудомойщица.

– И тебе здрасти! Дела у меня здесь, послужить надобно, – серьезно ответила Валентина и перекрестилась.

– С каких это пор ты стала служить у нас? – Возмутилась посудомойщица.

– Давно начала. И тебе о душе своей подумать надо.

– Ну, давай, давай служи, если так надо, – закончила приветствие посудомойщица и отошла на свое рабочее место.

Из соседнего помещения громко заклацали тарелки, звенели ложки, радио изливало ядовитую музыку. Сквозь этот шум было слышно, как кухонные работники традиционно делили между собой недоедки. Шницели, макароны, бифштексы, салаты и другие объедки по-честному распределялись между участниками дележа. Уборщица не входила в столовскую элиту, потому что не работала в день, поэтому ей ничего не причиталось. Валентина приносила еду с собой. Она положила стеклянную банку с коричневой массой в туалетную раковину под струю горячей воды, а полиэтиленовый пакетик с серой массой на батарею отопления, где уже сохли ее уличные ботинки. Потом налила в ведро жидкого мыла, теплой воды, намочила тряпку и отжала излишки воды. В пузыристом ореоле ведра Валентина увидела отражение незнакомого лица с нимбом над головой, которое смотрело на нее и ласково улыбалось.

– Кто это? – Испугалась Валентина и отпрянула от ведра.

– Тот, кто тебя всю жизнь оберегает от несчастий, – ответил этот кто-то.

– А как ты меня нашел?

– В святости нет границ, – звучал голос из недр кафельного пола.

– Чем я заслужила твое внимание?

– Люблю я тебя. Коснись меня челом и ступай на службу! – Пузырьки лопались и расползались по стенкам ведра, расчищая место для касания.

– Во имя Отца, Сына и Святого духа! – Валентина нагнулась и сунула голову в ведро, коснувшись воды.

Каждый раз, когда уборщица Валентина складывалась вдвое и терла тряпкой пол, то представляла себя служащей богу. Находясь в таком положении, кровь приливала к мозгу, что помогало вспомнить молитвы. Традиционным перерывом в работе являлась граница между обеденным залом и раздаточной. Тогда она брала разогретую пищу и поедала ее, сидя на качающейся табуретке боком к столу. За стенкой снаряженные кухонные работники покидали один за другим торпедные отсеки столовой.

Едва нагнувшись к чану, для зачерпывания в граненый стакан остывшего чая, она резко отпрянула назад. Из чайного омута смотрел на нее бородатый лик с поднятым указательным пальцем.

– Ой, ты тут тоже? Слушаю и повинуюсь всеми фибрами души, – затрепетала Валентина.

– Только честными делами вымощена дорога в Рай! Верни долги Валентина! – под рев холодильника голос напоминал о забытых грехах.

За работой Валентина любила вспоминать свои грехи. Так, однажды, она одолжила денег у работников столовой для того, чтобы отдать их незнакомой одинокой бабушке, а та вскоре умерла. Когда работники просили вернуть деньги, то Валентина ссылалась на умершую несчастную бабушку, с которой теперь нечего было спросить.

– А где я им деньги возьму? Скупые и жадные твари, рубля им жалко.

– Только в раскаянии отворятся уста и поведают истину, – звучали слова в шуме струи воды.

Сложив ладони вместе, Валентина стояла возле умывальника и держала руки под струей холодной воды. В памяти возникал случай, как работница кухни, спешила уйти с работы пораньше и попросила ее дожарить бифштексы, а она забыла про обещания и спалила бифштексы. Утром работницу ждали угольки на сковородке, за это ей пришлось расплатиться из своего кармана, а кормить посетителей было нечем. Работница кухни с укором смотрела на Валентину, которая вела себя так, будто первый раз слышала об обещании.

– Сама виновата, проворовалась, а меня подставить захотела!

Наконец, зал для посетителей был вымыт. В ведре уборщицы бултыхалась темно-коричневая жидкость. Валентина представляла себе, что она несет не грязную воду, а энергетический эликсир, собранный ею для обряда кормления прожорливой порочной твари, живущей в недрах земли. Она чувствовала личную ответственность за такую службу, гордилась, что кормила тварь исключительна она и теперь спешила в туалет, напевая молитву на популярный мотив, запомнившийся ей по радио.