Александр Чикин - Богоборец

Больше-то ничего отрезать не успели: свинья ополоумела. Как подхватилась, я чуть не оглох! Сшибла нас с ног, выбила прясло в хлеву и на улицу. А хозяин вечером воровал хлысты в лесничестве и разобрал забор в конце огорода, чтобы в обход жерди не таскать. Свинья прямиком в дыру – и в лес. Больше её никто не видел, как ни искали… Это мне хозяйка на инструмент порчу навела: в руки нож брала, пока мы с её мужем самогон трескали. Жадная сволочь: больше не налила ни грамма. Цельный год, мол, кормили, тонну жратвы извели, а вырастили всего одно ухо: шиш вам, а не самогон!

Кровь общими усилиями остановили и пошли в сарай. Боров, услышав нас, радостно заухал и заметался в своём закуте. Лёха внимательно всё осмотрел и полез на сушила. Попрыгал на жердях, спустился и спросил: нет ли погреба? Я показал. Был осмотрен и погреб. На мой вопрос: почём, мол, он собирается покупать наш сарай? Лёха ответил, что не собирается, а просто в позапрошлом году они с одним недотёпой прикололи кабана и подвесили его к сушилам для разделки. Пока ходили в дом принять по рюмочке, тушу украли. Приглашённый участковый, выпив львиную долю запасов водки, поклялся поймать воров и уснул за столом. Два дня ходили с участковым по дворам и, под предлогом поисков кабана, пили у подозреваемых самогон на халяву. В первый день подозревалась вся деревня. На второй – вся соседняя. На третий день в сарае завоняло тухлятиной. Оказалось, что жердь, на которой висела туша, лопнула по сучку. Лопнула хитро, в двух метрах левее от того места, где висел кабан. Туша съехала по наклонившейся жерди и соскользнула на вращающуюся вокруг оси крышку погребного люка, предмета инженерной гордости деревенского рационализатора – свиновода. Жердь, освободившись от тяжёлой ноши, под тяжестью наваленного сверху сена встала на место, а туша была пропущена гостеприимным вращающимся люком внутрь погреба, где благополучно ухнула в кадку с капустой. Закваситься поросёнок не успел – протух. Щей со свининой не получилось: весь зимний запас мяса и капусты выкинули.

Пришлось успокоить Лёшу, что разделка, которой я никак не дождусь, намечается на снегу. Лёха открыл дверь и хотел зайти в поросячий закуток, но был сбит с ног гостеприимным Борькой. Весь в собственной крови и поросячьем навозе, возмущённый Лёшка едва отбился от любвеобильного борова.

– Чего это твоя свинья на людей кидается? – недовольный Лёха, обращаясь к Пушку, вымыл руки на кухне и налил водки. – Чуть не затоптал!

– Он, когда голодный, всегда так.

– А чего же ты его не покормил? – удивился Лёха. – Как его резать? Он же на ноги встать не даёт.

– Меня в больнице, перед утренней операцией, с вечера не кормили. Я и подумал, что ему вредно есть будет, – поделился своими соображениями Пушок.

– Вреднее нашей затеи с твоим поросёнком приключиться что-нибудь вряд ли. Может, покормим его? – предложил Лёха. – Невозможно работать.

– Ребята, мы уже больше часа времени потеряли, – не выдержал я. – Сейчас, если вы кормить его соберётесь, ещё час пройдёт.

– Ладно, ладно, – сделал мне одолжение Лёшка. – Идём.

Покачиваясь от выпитого, специалист стал объяснять мне план операции: «Заходим. Ты открываешь дверь. Я заскакиваю. Ты закрываешь. Я колю и ты мне открываешь. Я выскакиваю и всё!.. Ты закрываешь. Понял?» Так мы и поступили: я открыл дверь. Заскакивающий Лёха опять столкнулся с наскакивающим Борькой: образовался затор. Я навалился на дверь, пытаясь затолкать кучу-малу внутрь. Мне это удалось. Было слышно, как матерится Лёшка, отбиваясь от оголодавшего борова. Затем раздался короткий визг и помятый Лёха выскочил за дверь.

– Серёга врёт, что поросёнка день не кормил, – прикинул запыхавшийся специалист. – Перчатку-то я из него достану, кажется, он её не жуя, сглотнул, а фартуку – каюк. Половину подола отхватил, свинья!.. Пойдём перекурим. Сейчас кровью изойдёт и ляжет.

Перекур начался с возлияния по поводу окончания середины работы. Через полчаса я едва уговорил Лёху идти разделывать тушу. Взяв у Пушка верёвку и повесив её на плечо, Лёшка, мотаясь из стороны в сторону, пошёл под моим конвоем в сарай. Вопреки оптимистичным прогнозам, Борька и не думал лежать, а беспокойно метался по своему закутку.

– Живучий, сволочь! – изумился Лёха. – Давай: ты открываешь – я заскакиваю!

На этот раз, чтобы повалить и зажать в углу болтавшегося в разные стороны Лёху, поросёнку пришлось повозиться дольше. Но сила солому ломит и запутавшийся в верёвке специалист оказался на полу. Борька моментально его оседлал и принялся жадно жрать фартук. Лёха, хладнокровно освободившись от пут, ткнул свиноколом под нижнюю челюсть охамевшую скотину. Борька, раскрыв в немом крике пасть, выплюнул в лицо малосъедобного Лёшки изжёванные лохмотья и обиженно отскочил в другой угол. Размазывая по лицу навоз со слюной и кровью, Лёха выпал из поросячьего загона.