Ирина Нечаева - Сова и хлеб

После этого я засунул все вещицы глубоко в саквояж, сочтя свой долг туриста исполненным, и накрепко о них забыл. Мне многое еще оставалось увидеть в Палестине – и Вифлеем с пещерой, в которой родился Спаситель (вход в знаменитую базилику Рождества оказался высотой мне по грудь), и Вифанию с гробницей Лазаря, и Галилею, где в деревушке Кафр Кана вовсю торговали сладким алым вином, весьма напоминающим кларет – правда, совести утверждать, что это то самое, не хватало даже у арабов.

Вот так я довольно поспешно объехал всю Святую землю. Не скажу, что эта поездка хоть чем-то напоминала паломничество, никакого духовного поиска и прозрения не получилось, но, по крайней мере, меня больше не тянуло хвататься за револьвер при виде незнакомого лица, да и нога болела значительно слабее. И вспоминать о некой обладательнице голубых глаз я стал заметно реже. И, конечно, Палестина была много интереснее нескольких сонных недель в Бате. Запас тем для светских разговоров (не то чтобы я часто бывал в модных гостиных, но случалось и такое) был пополнен, и их хватило бы на довольно долгий срок. Так что в целом отпуском я был доволен, и в Англию возвращался с куда более легким сердцем, чем уезжал.

Франция, через которую я ехал домой, была прекрасна, как и всегда, особенно вина и прекрасные работницы кое-каких заведений для джентльменов, но поездка в Палестину изрядно истощила мой кошелек, так что задерживаться на континенте я не стал.

Уж не знаю, бывает ли когда-нибудь в Ла-Манше хорошая погода, но лично мне ни разу не доводилось пересекать его при спокойной воде. Мучилась от морской болезни даже команда, что уж говорить о пассажирах. Поэтому на родную землю я сошел не в самом радужном настроении, и долгое путешествие по железной дороге тоже не слишком меня обрадовало.

Лондон встретил своего блудного сына сурово, сразу напомнив, от чего же, собственно, я бежал. Ужасающих гороховых туманов, при которых по улице лучше бы ходить с фонарем, к счастью, не было, но ледяной дождь и промозглый ветер быстро дали понять, что октябрь в столице великой империи – это не июль в древней Палестине.

Делать мне было абсолютно нечего (хотя, вероятно, какое-то занятие следовало бы себе приискать), деньги у меня были, поэтому дни я проводил в клубе, а вечера – в ресторанах, театрах, мюзик-холлах, пивных и прочих сомнительных заведениях, понимая однако, что делаю со своей судьбой что-то не то. В это время я много, но совершенно бессистемно читал, и однажды наткнулся на рассказ об ожившей египетской мумии. К сожалению, название не сохранилось у меня в памяти – помню только, что это было число 9 9 Очевидно, имеется в виду рассказ Артура Конана Дойля «Номер 249». Правда, в нашем мире он был напечатан только в 1892 году. . Рассказ напомнил мне о моих палестинских покупках, и я наконец вытащил из того угла, куда запихал, разбирая вещи.

Кинжал я так и не нашел, куда пристроить, а вот египетские изделия, наверное, следовало показать специалисту. Даже если он не найдет в них ничего особенного, по крайней мере, это меня развлечет.

Не то чтобы я был лично знаком с кем-то из знаменитых (или хотя бы неизвестных) египтологов. Сразу пришел на ум разве что мой университетский друг Теодор Рамзи, который весьма увлекался этой древней страной, но где его искать, я не имел ни малейшего понятия. Подумав немного, я решил, что проще всего будет обратиться к профессору древней истории Джорджу Роулинсону, с которым в годы учебы у меня сложились, пожалуй, дружеские отношения. Кроме того, он приходился младшим братом сэру Генри Роулинсону (честно говоря, это единственный археолог, о котором я вообще когда-либо слышал). Я полагал, что они могли если не сами разобраться с моими находками, то хотя бы указать, к кому мне следует обратиться.

Преподобный Джордж Роулинсон, разумеется, не отказал мне во встрече, но большой радости она мне не принесла. За те пару лет, что мы не виделись, старик сильно сдал. Черная одежда духовного лица только подчеркивала желтизну неопрятной бороды и бледность лица крупной лепки. И то сказать, ему ведь уже было за семьдесят. А ведь когда-то он играл за крикетный клуб Оксфордского университета…

Смотреть в его потускневшие глаза или на сильно дрожащие руки мне было больно, и поэтому я, для вида поболтав ложкой в чашке чая, с излишним воодушевлением сообщил о цели своего визита.

Хотя «История древнего Египта», принадлежавшая перу моего собеседника, вышла всего несколько лет назад – как раз во времена моей собственной учебы в университете – сказать что-либо конкретное о моих покупках он не сумел.