Первым делом нужно было спасти запасы Серебряной Воды. По счастью, чаша с нею находилась на площади среднего яруса, куда лава еще не добралась, а от пепла её защищала каменная крышка. Согласно правилам, рофины опустили её сразу же, как только стало ясно, что извержение неминуемо. Поэтому вернувшиеся местные жители быстро разлетелись по уцелевшим гнездовинам, где собрали все пригодные сосуды и стали переносить Серебряную Воду на безопасную площадку. Для удобства, в большой каменной крышке, в самом её центре, находилась еще одна, поменьше. Орелям нужно было быстро открывать её, наполнять сосуд и тут же закрывать снова, чтобы пепел не успел попасть внутрь. Это, конечно, несколько замедляло процесс, но еще до того, как упрямо ползущая вниз лава достигла этого яруса, непрерывно снующая туда-сюда цепочка орелей успела перетаскать на безопасную площадку почти все запасы Воды.
Скоро туда стали подлетать первые пострадавшие – кто с ожогами, кто задыхаясь и кашляя, и все с крыльями, покрытыми пеплом. Пока ольты подлечивали их и чистили им перья, другие орели спешили занять место выбывших, и шум от непрерывно хлопающих крыльев был сравним с шумом самого сокрушительного ливня, усиленного стократно.
Наконец, текущую на нижние ярусы лаву удалось остановить, но сам вулкан никак не желал успокаиваться, грозя новыми извержениями. Словно рассерженный зверь ворочался у него внутри, гневно раскачивая стены. Из-за этого на нижнем ярусе получилось несколько глубоких дымящихся разломов, уничтоживших часть гнездовин. Попадали все стелы с изображениями городской жизни, но это стало лишь крошечной каплей огорчений в единой бездонной чаше горя.
Ужас перед катастрофой еще более усиливался страхом за жизнь Великого Иглона.
Улетая из Гнездовища, орели оставили его почти умирающим от ран, нанесенных Тористином, и теперь гадали – не связан ли взрыв самого большого вулкана с этим страшным событием? За все время существования народа, орель впервые поднял руку на ореля, да еще и вооруженную…
Однако, на рассвете следующего дня десять ольтов принесли на носилках, сплетенных в Гнездовище, ослабевшего, но живого Великого Иглона. Из поселения его забрали в полном беспамятстве и сначала доставили в покои дворца Восточного Города, но там, едва придя в себя, Донахтир потребовал немедленно отнести его к месту катастрофы. Никакие уговоры Правителя не убедили, поэтому ольты, скрепя сердце, снова положили упрямца на носилки и полетели в Верхний Город.
Размеры бедствия потрясли Великого Иглона. Как ни готовил он себя достойно выдержать удар, все равно действительность превзошла самые худшие предположения. Не сдержавшись, Донахтир даже попытался взлететь с носилок, но добился только одного – снова потерял сознание.
Переполошившиеся ольты хотели немедленно возвращаться, но им не дали братья Правителя, сославшись на его приказ ни в коем случае не уносить обратно.
Ольты, конечно же, подчинились, хотя и ворчали очень долго, приводя Донахтира в чувство на безопасном расстоянии от вулкана.
Великого Иглона пришлось положить прямо на голые камни той самой площадки, где сидели перепуганные малыши Верхнего Города. Те, кто хоть что-то понимал, во все глаза смотрели на Правителя, которого ольты никак не могли вернуть к жизни. Жалея Иглона, орелины, которые опекали детей, собрали свои накидки и накидки, отданные детьми постарше, и принесли их, чтобы Донахтиру было мягче лежать. Но Фартультих, подлетевший справиться о состоянии брата, рассердился, приказав все вернуть.
– Великий Иглон Сверкающей Вершины, даже умирая, никогда не позволит себе нежиться на том, что необходимо женщинам и детям. А мой брат не умирает! – гордо заявил он.
Но, улетая, снял с себя верхнюю одежду со знаками отличия Иглона Нижнего Города, свернул её и бережно подсунул Донахтиру под голову.
Еще сутки измученные орели Шести Городов боролись с разъяренным вулканом.
Перепачканные пеплом Иглоны, не зная отдыха, следили за каждым участком сражения, равномерно распределяли силы в кольце своих подданных, окруживших вулкан, и отдавали команды сужать это кольцо по мере того, как остывающий воздух позволял приблизиться.
Но совсем на лад дело пошло только после того, как орели увидели Верховного Правителя, парящего рядом с уставшими братьями. Возле него сновали бдительные ольты, которые, кажется, уже были не рады, что привели его в чувство. Правитель и думать не хотел о своих ранах, и о том, что моральные и физические перегрузки запросто могут привести еще к одному обмороку, и случиться это может прямо над вулканом. Несчастье словно вдохнуло в Донахтира новые жизненные силы. Он только морщился от боли, когда, отдавая распоряжения, забывался и взмахивал больной рукой, пугая ольтов. Но даже они вынуждены были признать, что с появлением в первых рядах сражающихся Великого Иглона, вулкан начал заметно успокаиваться, а орели удвоили свои усилия. То ли их вдохновил вид Правителя, не совсем, правда, бодрый, но и совсем не умирающий; то ли, действительно, качнувшаяся в сторону жизни чаша весов незавершенного злодейства, заставила и вулкан сменить гнев на милость.
Читать дальше