Или как незапертый шкаф.
По-другому я не могу объяснить.
6
Почему-то перекрыли оба выхода, ему оставалось только прыгнуть в окно второго этажа. Хотя никто его не преследовал, а на плече сидела какая-то птица, но не было времени связать все события резиночкой причинно-следственного благополучия. Он с трудом открыл окно и вдруг содрогнулся от отвращения: по подоконнику ползли огромные тараканы. Каждый – размером с пол-ладони плюс усы. Что же ты молчишь? – сказал-подумал он своей птице. А птица заверещала пронзительно один раз и, заверещав пронзительно во второй раз, уже оказалась пробуждающим Цезаря дверным звонком.
Он выпал из сна, как из окна, но, моментально взяв себя в руки и накинув халат, пошёл открывать дверь.
А там стоял здоровенный парень в синем комбинезоне и такой же бритый налысо, как Егор. Служба-дружба – как отголосок отброшенного сна прошелестело в голове Цезаря.
– Доброе утро, мы из Службы, – полупредставился, полуизвинился парень. – Будьте добры, пройдите свидетелем в соседнюю квартиру.
Цезарь сообразил, что все его родичи ушли по делам и он дома один. И это значило – не отвертеться.
– Свидетелем? А что случилось? – качнулся он между готовностью и желанием надеть что-нибудь посущественнее.
Парень, кажется, удивился:
– Истерика, – и пожал плечами. – Разве вы никогда не присутствовали при оформлении в распределитель?
– Я долго был в отъезде, – промямлил Цезарь, чувствуя, как желание одеться одержало верх. – Извините, я на минуту, – и скрылся в комнате.
Истерика приключилась с его вчерашней новой знакомой. Альберт ушёл на работу, а Татьяна, очевидно, привыкшая гулять в это время со своим четвероногим другом, не смогла сдержать новых слёз по поводу утраты. Цезарь догадался, что у людей из Службы имеются ключи от некоторых, поставленных на учёт квартир. Более того, службисты имеют право врываться в эти квартиры в самых острых, кризисных ситуациях. Он только не понял, кто определяет степень остроты и кризисности, кто принимает решение о вскрытии квартиры. Но при всём при том тактичный закон не позволял Службе забрать человека в специальное лечебное заведение без присутствия хотя бы одного постороннего здравомыслящего человека.
Двое лысых парней в одинаковых синих костюмах заставили Цезаря заполнить тест, вроде того что он заполнял в самолёте, но покороче. Очевидно, это была формальность, доказывающая здравомыслие свидетеля. А уж потом провели его в комнату, где на диване лежала несчастная хозяйка квартиры. Цезарь вздрогнул. Руки Татьяны были накрепко привязаны к телу какими-то полосками ткани, а по расцарапанному лицу девушки подсыхающими струйками змеились слёзы и кровь.
– Господи, что с лицом? – вырвалось у Цезаря.
– Они сами себя царапают, – не грубо, но слишком уж буднично отозвался один из парней.
Цезарь понял, что формальная подпись свидетеля, то, для чего его звали, – чушь собачья. Здесь надо…
– Я поеду с вами, – обернулся он к санитарам с не терпящим возражений лицом.
– Вообще-то мы не родственников не берём, – всё же попытался возразить один из них.
Но второй что-то махнул ему за спиной у Цезаря, и вопрос был улажен. Сама идти Татьяна не могла – очевидно, её до бесчувствия накололи успокоительными. Так что пришлось уложить девушку на носилки.
Машина у спасателей из Службы была такого же, как и комбинезоны, синего цвета, а в остальном – обычная «Скорая помощь», с мигалкой. Цезарю было предложено сесть рядом с носилками больной, а сами парни устроились впереди, за перегородкой. Когда машина тронулась, Цезарь стал аккуратно протирать взятыми у санитаров влажными салфетками лицо пострадавшей. Да, это действительно следы от ногтей. Но в какое же беспамятство надо впасть, чтобы так изуродовать собственное лицо? И это молодая девушка, вполне даже симпатичная, когда не рычит.
Больная застонала, видно, бактерицидная салфетка, прижатая к ране, дала о себе знать.
– Ничего, ничего, потерпите, – пожалел несчастную Цезарь.
– Сволочь, убийца, ноэль-моэль, – совершенно отчётливо произнесла девушка, не открывая глаз.
– Что-что? – он наклонился к её лицу. – Татьяна, вы меня слышите?
Вряд ли слышала. Время от времени она выплёвывала какие-то ругательства или стонала, потом опять замолкала. Цезарь затосковал. Помощи от него, конечно, здесь никакой. Для себя он тоже вряд ли что-нибудь полезное почерпнёт. Разве что совесть его будет почище – хоть на квадратный сантиметр, если он довезёт соседку до места, а потом расскажет обо всём её мужу.
Читать дальше