– Ты еще не показал фройляйн наш итальянский потолок? – спросил он. – Да и темно тут у вас….
– Пожалуй пора, – со спокойной торжественностью произнес Сэм.
Фридрих нажал на выключатель, и задрав голову я наблюдала как медленно разъезжаются две бесконечно черные створки, открывая нежную лазурь тициановских небес.
Фридрих плюхнулся рядом на диван и кокетливо оглядел меня.
– Фройляйн к нам надолго? – спросил он глядя мне в глаза, затем взял меня за руку.
– Посмотрим, – лаконично ответил за меня Сэм.
– О чем ты просишь его? – спросил Фридрих, улыбнувшись одними губами.
– Ни о чем… мы просто разговаривали о Вагнере, – я немного смутилась.
– О Вагнере! – оживился он, но тут же сделал загадочный тон. – Ты хочешь быть другой, я прочитал это в твоем сердце.
Он попал в точку.
– Я хочу найти свое желание, – сказала я.
– И Сэм исполнит его, – патетически закончил Фридрих.
– Почему? – я совсем запуталась и растерялась.
– Потому что Сэм – Тот Кто Исполняет, такова его суть и таким было его истинное желание – исполнять желания, поэтому он счастлив и бессмертен.
Сначала я подумала, что Фридрих шутит, но его ярко – голубые глаза смотрели серьезно.
– Определивший свое истинное желание становится недостижимым для смерти, она просто отступает перед силой его сердца, – спокойно заметил Фридрих.
– Но как мне определить свое истинное желание? Если я хочу слишком многого, что из этого истинно?
Фридрих выпустил мою руку и хитро прищурился.
– Будем отталкиваться от противного – от страха. Ведь обычно и боишься того, что особенно желанно и тогда стремление к этому страху делает его еще совершеннее, а жизнь острее. И если намерение пройти сквозь плотные завесы страха слишком велико, становишься на дорогу и идешь, идешь не осторожничая, а сразу и быстро. По мере продвижения из души вытряхиваются все установки, мечты, страсти и прихоти, весь устаревший тяжелый хлам и потом появляется новое – пустота. В пустоте нечего бояться, там нет ничего, только бесцветный вакуум, оглашаемый мерными ударами твоего сердца. И когда сердце остановится, ты должна будешь услышать его голос, оно останавливается лишь на миг, чтобы сказать и пойти снова. Нужно быть очень чутким к голосу своего сердца, потому что дважды не воскресают. То, что однажды сердце сказало мне отозвалось великой болью в моем теле. Но я знал, что это мой путь и иного мне не нужно.
Лицо Фридриха стало серьезным и нестерпимо красивым от этой перемены. Лишь на мгновенье опустилась на него болезненная тень, но он быстро стал прежним и продолжал уже в своем обычном тоне, но немного задумчиво рассуждать с самим собой.
– Выбор есть всегда. Хотя есть ли на самом деле этот выбор? Ведь голос сердца это по сути директива, высший приказ, противоречие которому ведет к кататонии души, к вечному аду. Тогда сесть голым задом на сковородку и смачно шипеть в собственном жиру посчастливится еще при жизни, – он усмехнулся саркастически и поправил свои волнистые пряди. – Тогда я выбрал страдания, которые даровали мне вечность. Сейчас я выбрал полную противоположность, потому что так решила душа, таково было желание Того Кто Сообщает это душе, и я понял, что сопротивление бессмысленно и милостью Божьей стал Игроком.
Хотя лицо его и выражало беспробудное счастье, нотки всколыхнувшегося прошлого едва, но звучали из его души. Я чувствовала, что та его суть – непризнанного скитальца, неприкаянного сверхчеловека, все равно оставила на его бессмертной душе толстый рубец, который уже давно не кровоточил, но при плохой погоде давал о себе знать, потому что когда-то пережитое душой не стирается ни временем, ни смертью, оно лишь затуманивается новым, но не исчезает никогда. Прошлые жизни как вечная татуировка, выжженное судьбой клеймо, которое прибудет с душой и ныне и во веки веков, пока она окончательно не вольется в святой Грааль и там смешавшись с остальными, дополнит букет напитка до более изысканного.
Плавное течение моих мыслей прервал ироничный голос Фридриха.
– Так чего же боится наша фроиляйн? – спросил он и сцепил руки на животе, будто приготовился слушать увлекательное повествование о моих фобиях.
Я пожала плечами. Сейчас я просто не осознавала своих страхов, мне было тепло и немного грустно.
– Ты могла бы станцевать сейчас? – после недолгой паузы спросил вдруг Фридрих.
Его вопрос выбил меня из потока спокойствия и плавно текущие мысли резко сбились в кучу. По спине поползли холодные мурашки, мне показалось, что я ослышалась.
Читать дальше