Александр Холин - На краю вулкана. Сказки для взрослых, или Неадекватные мысли об адекватных событиях

– Ну, чё ты, старый? Чё ты? – незлобливо проворчала она. – Иль молочка приташшыть? Корову-то я исчо не доила. Аль тебе вечёрнёго из погребу надо-ть?

– Ох, хорошо бы. Только чё ты, старая, в слове из трёх букв сложенном четыре ошибки делаешь?

– Ой…

– Вот те «ой», – снова сплюнул старик. – А в русской грамматике нету слова такого, чтоб «исчо», а все бают «ещё» и все довольны. Да ты не поймешь, поди, ведь ты же баба. Ну, чё расселась? Иди Бурёнку доить.

Старуха вздохнула, мотнула неубранной головой. Но, ничего не сказав, отправилась навестить корову, поскольку не была в хлеву со вчерашнего дня, да и не надо было. После вечерней дойки она послала младшого почистить бока коровы скребком и засыпать ей комбикорму. Младшой – он послушненький. Ведь косая сажень в плечах и лбом надысь косяк в двери проломил, а что скажешь – то и делает. И коровушку-кормилицу любит, обихаживает. Одно слово – гений. Токмо не злой, а добрый.

Размышляя, старуха добрела с подойником до хлева, но, переступив порог, охнула, сделала шаг назад к стенке и опустилась на пол, мелко крестясь и причитая. Перед ней в нескольких шагах на полу растянулась Бурёнка, уставившись выпуклым мёртвым глазом на хлевиный потолок, а заодно и на хозяйку.

– Господи помилуй! – поскуливала старуха.

Подойник вывалился у старухи из рук, дребезгливо хрястнул об пол и покатился в сторону околевшей Бурёнки.

– Ой, чё делать? Чё делать? Ведь старый-то обухом башку перешибёт за корову! – поскуливала старуха. – Он разбираться не станет, что не я кормилицу нашу погубила. Он сначала башку проломит! Могет, потом и разберётся, а мне, горемычной, с больной башкой помирать? Нет уж!

И словно вожжа под хвост попала, да не Бурёнке, а самой старухе. Сняла она вожжу эту, у двери на крюке висящую, закинула за стропильную перекладину, махом петлю сварганила на конце. Поставила подойник донышком вверх, забралась на него, всунула в петлю голову, отпихнула ненужный уже подойник, а пока удавка затягивалась вокруг шеи, успела всё-таки подумать:

– Охти мне! А то ли я делаю?!.

Но ответить старухе уже никто не мог, да и некому было. Судьба такой.

Меж тем старик, сидя на завалинке и вдоволь накурившись махорочки, решил поглядеть-таки на задоившуюся старуху. Он прошёл за ограду в хлев, по пути машинально пнув попавшегося под прохоря кота. Тот отлетел с душераздирающим воплем, а старик в очередной раз смачно сплюнув, переступил порог коровьего анбара, да так и застыл на месте.

Скоро сказка сказывается, ещё скорее дело делается. Стоял старик, стоял, смотрел старик, смотрел на околевшую корову да на достопамятную супругу, наложившую невесть зачем на себя руки.

– Чё ж ты, старая, без топора рубишь? – протянул он к ней ладонью вверх правую руку. – Ты ж меня, стерва, под топор загоняешь! – кулак левой руки с недюжинной для старика силой ударил правую ладонь. – Чё ж ты, мракобесина, удумала? Кто ж теперь Бурёнку доить… тьфу ты, – сплюнул он в сторону сдохшей коровы. – Кто ж теперича самогоном потчевать будет?.. А портянки стирать?.. Да я тебе, дура старая, да я тебе, – голос дедка сорвался, превратился в собачье поскуливание. – Да я тебе…

Он долго, может быть, выбирал бы старухе мстительное наказание, если бы не заметил на крюке, вбитом в сруб, второй моток вожжей.

– Уж ты погодь, красавица!

Дедок схватил вожжи, размотал, ловко перекинул через ту же перекладину, всунул голову в смастерённую им же петлю. Но с первого разу вздёрнуться не удалось: ноги до земли доставали свободно, а руки непроизвольно рвали душивший старика ремень. Тогда дед, заметив в стороне откатившийся подойник, сделал всё так же, как его старая. Сам он ни о чём уже не задумывался. Хотелось только догнать бабку, хоть на том свете, но накостылять ей по шее за такой вот центрофугический пердомонокль.

Долго ли коротко ли, а отправился старый догонять корову и супружницу свою на пути в Царствие Небесное. Всё бы хорошо, да совсем забыли старики, что оставили они сыновей здесь сиротствовать. Вскоре старший проснулся и ну бабку кликать, мать свою. Мол, неча старой бездельничать, пора сынку опохмеловку в постелю ташшыть. Да где там! Ни старухи, ни стаканчика. Встал мальчонка, да видать не с той ноги, потому как сразу отправился в хлев.

А ступив туда!.. В общем, на пол не рухнул, только башкой встряхнул, яко пёс лохматый. Вырос он уже давно, испужался, однако. Выскочил из хлева анбарного и помчался, куды глаза глядят. А далеко они у него после вчерашнего вовсе не глядели. Добежал парень до озера, рухнул на колени, напился прямо возле берега, вытер губы тыльной стороной ладони и мозгами пораскинул: