Даниил Фридан - Палата №7

А во—вторых,… ну… об этом поподробнее…

По пятницам в кибуцной столовой всегда аншлаг. Почти все приходят с детьми, по три – четыре штуки, с родителями. Кухня захлёбывается грязной посудой, поэтому по пятницам берут дополнительного работника.

Пришла Ксенайда, маленькая, рост где-то метр пятьдесят три, очень пропорциональная. Русские при таком росте пропорциональными не бывают! А у неё правильные соотношения, длинные ноги, грудь небольшая, высокая. Лицо смуглое, чуть азиатское, волосы как вороново крыло до крепкой маленькой задницы достают. А энергии! Как у вечного двигателя! Возраст у маленьких худых женщин всегда трудно определить… на вид тридцать.

Поулыбались мы друг другу, поперемигивались на бегу и в промежутках между подтиранием замызганных полов и разгрузкой беременной грязью посудомоечной машины. Так шаббатный вечер незаметно и промелькнул. Подустал я, снимаю фартук. Ксенайда стоит в проходе, к стене облокотилась, смотрит на меня: белок глаза огромный, а зрачок антрацитом чёрным жжёт. В руке держит стручок зелённого перца. «Ата огев хориф? („Ты любишь острое?“)» – спрашивает. А я на иврите не ахти, пару месяцев всего в стране-то. „Хориф“ („Острое“)? Что такое „хориф“?» – мозги со скрипом от усталости еле шевелятся, а вслух: «Чего?»

Смотрит на меня, как на ребёнка малого: «Ну … ата огев хориф („Ну, острое любишь?“)?» «Чего?» – чувствую себя идиотом полным. «Огев хориф?!» Чего я торможу-то? Да всё что хочешь, милая! «Огев хориф („Люблю острое“)», – отвечаю, для убедительности выгоревшие брови хмурю и головой как осёл киваю. «Они огевет меот» («Я очень люблю»), – и начинает перец этот облизывать и жевать потихоньку. А сама на меня смотрит, просто дырку во мне глазами своими чёрными выжигает!

Издевается она что ли!!! Схватил я её, поднял на руки… а на землю опустил минут через двадцать только. Сама виновата! Нельзя так над людьми издеваться! Я всё удивлялся потом, как джинсы с неё на весу стащил?

Отсыпался всю субботу. Ноги болели очень. Встал уже к вечеру и побрёл к небольшому местному пабу. Его для волонтёров сделали, кто работает на кибуц, чтобы они с ума от скуки не посходили, для таиландцев, которые по четырнадцать часов на банановых плантациях пашут, для солдат, кто от кибуца числится. Там есть бар с водкой ужасного качества для тех же тайцев, бильярдный стол для игры в пул, телевизор.

В пабе на пол дивана развалился Мишка. «В пул?»

Мишка – горский еврей, хотя оказалось, что не еврей. По въезду в страну давали паспорта. Выяснилось, что бабка его матери не татка, а русская! Можете себе представить! То есть человек жил себе в своём Дербенте еврей-евреем и тут на: дают ему теудат-зеут, а там на месте национальности вместо «ягуди» – ПРОЧЕРК. Мишка за тем пассажиром, что удостоверение личности выдавал, минут десять бегал, кричал: «Заррэжу!» Но ничего, успокоился потом. Я, когда эту историю услышал, чуть со стула не упал от смеха. В моём-то гордо красуется: «РУССИ». А чего мне стесняться? Прочерки ставить? Русская у меня мать, Р-У-С-С-К-А-Я.

«В пул?» – спросил Мишка. Он уже переоделся в гражданское, только «М-16» в уголке стоит. Мишка служит по две недели в Газе на чек-посту, а потом на неделю сюда. Кибуц ему как солдату-одиночке выделил хибарку.

Помню, в детстве, когда только пошли видеофильмы из-за границы, всегда в них были плохие парни в бильярдной. Жизнь интересно жонглирует людьми и событиями. В кибуце Д… плохими парнями с киями были я и Мишка.

Подошёл кибуцный молодняк. Я наигрался и освободил бильярдный стол, сел на диван и начал откупоривать умыкнутую с кухни бутылочку фруктовой водки. Мишка толкнул меня и кивнул на пул: «Смотри какая!»

За бильярдом творила чудеса с кием маленькая смуглая девчонка лет девятнадцати. Мой любимый типаж: невысокая, пропорциональная, брюнетка, глаза карие, грудь небольшая высокая, смешная. Мишка мои вкусы уже знает, его-то всё больше на блондинистых коров немецких кровей тянет. «Сыграем?»

Звали её Кейли. Она доучивается в школе последний год и готовится пойти в армию. Ей 18 лет, её рост 156 см, её вес 43 кг, её талия 58 см и первый размер груди. У неё есть бой-френд – марокканец Ариэль, довольно известный в кибуце засранец. Они сейчас в ссоре, даже не разговаривают. «Ничего-ничего, помиритесь», – утешаю я Кейли, приобняв за плечи. На столике наполовину пустая (да, я пессимист) стоит вторая бутылка фруктовой водки.

Живу я один и в вагончике. Условия барские: душ, туалет, газовая плита, огромная кровать, кондиционер. Есть минус: на солнце вагончик здорово нагревается.