Евгений Агнин - Другая Музыка

Обреченно, до эйфории.

Некоторое время еще попадались некие объекты. Какие-то малоразличимые глубоководные существа. Замерцали было вдалеке то-ли медузы светящиеся, то-ли скаты, но быстро исчезли. И вот настала полная тьма. Правда у этой тьмы все же был цвет. Какой-то глубоко черно-коричнево-зеленый. Оставалось еще и давление в ушах, даже едва слышное бульканье, вызыванное вращением моего тела, медленно погружаещегося в пучину.

Но видно существует еще что-то темнее тьмы. Я почувствовал приятную, но в тоже время, пугающую невесомость тела, отсутствие всяких ощущений. И кругом чернота. Но такая чернота, что не было и намека на какой-то цвет, ведь и у черного есть оттенки. Здесь очевидно отсутствовали уже всякие колебания светового луча, и та часть мозга, которая анализирует информацию о цвете и форме, умолкла, отключилась. Трудно передать это состояние души. Паника – это всегда истеричный поиск выхода. Здесь же была только обреченность полнейшая. Ко всему еще полностью исчезли звуки. Мысли в моем сознании стали исчезать. Я ничего не чувствовал, и размышлять становилось не о чем. Я быстро стал забывать все, что связано с моей жизнью. Тогда я действительно оценил весь смысл выражения: «я мыслю, значит я существую». «Только бы не перестать думать», – повторял я в отчаянии. Но вскоре забыл, зачем я это повторяю. Мысли умолкли. Черная бесконечность схлопнулась…

Не знаю, сколько прошло времени, но вдруг вновь зазвучал голос моей мысли: «Что это? Это свет! Свет!» Действительно, присутствовал свет. Поначалу было непонятно было, где его источник. Просто свет менял все вокруг. Моя душа содрогнулась от внутренних слез надежды. Все пространство вокруг было, хотя и смутно, но все же освещено. Я почувствовал свое тело и стал делать движения руками и ногами, позволяющие удерживать равновесие в воде, а кругом была, по всей видимости, водная среда, или, подобная ей, биомасса Сномира. Однако, движение эти, хотя и вызвали радость обретения тела, привели к обратному эффекту, и равновесия удержать не удалось. Я перевернулся вниз головой и стал очень быстро двигаться к светящейся «туманности», которая, по мере приближения, становилась все ярче. Наконец, последние метры водной среды, густо наполненные светимостью, были преодолены, и я буквально «провалился» в светящуюся субстанцию.

Свет поглощал меня.

Это не был изнурительный свет электрического прожектора. Это был очень мягкий свет, он грел нежно и проникал сквозь все тело. Постепенно стала возникать беспричинная радость, проникающая во все клетки тела. Все ощущения слились в одно – эйфорию, в переживание самой умиротворяющей и незыблемой гармонии, какую только можно себе представить. Мысли стали исчезать, потому что переживать было больше не о чем.

Я лишился сознания.

Я не знаю сколько времени пробыл в таком состояниии.

Но в какой то момент времени свет вдруг начал слепить глаза. Это был очень яркий, резкий и неприятный свет. Я закрыл глаза ладонью и обнаружил, что веки закрыты. Закрыты, но не защищают от слепящего света. Я, не убирая ладонь от лица, открыл глаза. Прищурившись посмотрел в правый нижний угол и увидел там какие-то блестящие предметы на белой поверхности небольшого стола. Я убрал руку от лица и стал присматриваться к тому пространству, в котором я нахожусь. Надо мной на высоте около метра висел плоский диск – диаметром сантиметров сорок или пятьдесят – довольно мощной лампы дневного света, а я лежал на спине и был накрыт простыней. Странно, но свет от такой яркой лампы почему-то плохо распространялся на все помещение, и противоположная стена была от меня не более чем в четырех метрах, но почти полностью погруженная в сумрак, будто освещалась она убогой восковой свечей. Я разглядел, что стена эта каменная и даже не оштукатурена. Просматривалась какая-то грубая кладка не то из грубого кирпича, не то, вообще, из вытесанных небольших каменных блоков, размером близким к размерам кирпича. Поверхность была очень неровной, и кое-где зияли дыры. Чем дольше я присматривался, тем зрение становилось острее. Вот различимы стали какие-то картины висящие на стене. Нет это, кажется, вовсе и не картины. Это какие-то рельефы, помещенные под стекло. Стекло какое-то грязноватое, засиженное мухами. Сквозь стекло я разглядел один такой рельеф, вернее то,. что я прнял за рельеф. Это была огромная бабочка серого цвета с черными узорами на крыльях. Под другим стеклом я различил какое то большое насекомое, напоминающее паука птицееда. Какой-то странный энтомолог-любитель поразвесил здесь экспонаты своей коллекции. Другие барельефы я так и не смог разглядеть, и оставил их изучение на потом. Я посмотрел на свои руки: они имели изможденный вид и цвет бледно-охристый. Я был одет в халат серого цвета в черную полоску. «Как та бабочка».