Евгений Агнин - Другая Музыка

Но чудеса не ограничились цветовыми эффектами, – все представление сопровождалось еще и звуками, не менее удивительными и фантастичными. Дело в том, что пузыри, окружившие меня, кроме того, что вращались, меняя цвета и поражая воображение богатством неземных оттенков, но также постоянно меняли свои размеры, а так же, лопаясь, исчезали, освобождая место новым, которые ни на мгновенье не задерживали со своим появлением. И лопались эти великолепные объекты сномира очень музыкально. Каждое схлопывание вызывало к жизни очень приятный для слуха звук, насыщеный обертонами и тембровыми окрасками до немыслимых пределов. Эти звуки чем то походили на звуки нашего земного вибрафона, но более густые, заполняющие собой все пространство вокруг. Как будто попадаешь внутрь звука. Впрочем, так выразиться было бы неправильно, ибо звук, привычный нашему уху, как известно, распространяется от источника волновым путем, в том числе и в водной среде. Мы всегда можем установить на слух направление, ведущее к источнику звука. Слева, справа, спереди, сзади. Здесь же все по другому. Трудно объяснить, как он распространяется в сномире. Одно только отчетливо вспоминается, что звук здесь сразу проникал во все тело, которое начинало резонировать с ним каждой клеточкой, вызывая весьма приятные впечатления. Каждый звук этого фантастического подводного вибрафона кажется, имел свой определенный тон, но тон этот не был устойчивым. Звук скорее представлял собой сложный процесс изменений и тона и тембра и вибраций и предоставлял бог знает какую невероятно сложную игру обертонов. Трудно сказать, было ли что-то похожее на мелодию. Но через некоторое время становилось невозможным противиться этим звукам, – наступил транс, и я начал впадать в эйфорию. Благо все прекратилось внезапно, все пузыри мягко и почти мгновенно, один за одним, растаяли, а я, набирая скорость, «летел» сквозь водную массу будто живая торпеда, только свист внезапно возникшей тишины закладывал уши. Я уже предвосхищал, что вот-вот «пробью» противоположную стену волны и вырвусь на воздух, но этого все не происходило. Возникало неприятное подозрение, что я слишком ушел вглубь. Холодное оцепенение мгновенно охватило все тело, и я, теряя скорость движения вперед, неумолимо стал опускаться в темную фиолетово-коричневую бездну.

Я еще и не успел этого осознать, как заметил присутствие еще каких-то неведомых существ, которые плыли рядом, то приближаясь ко мне совсем близко, метров на пять и даже на три, то удаляясь на безопасное расстояние. Впрочем, я не знал, опасны они или нет, поскольку не удавалось их порядком разглядеть, – я скорее только ощущал их присутствие.

В сномире кроме присущего человеку бокового зрения существует еще какое-то внутреннее зрение, уже не боковое, а, можно сказать, сферическое. В какой-нибудь напряженный момент оно может включаться, и никакой подозрительный объект уже в поле этого зрения не утаится. Однако, если внимание полностью перенести на такой объект, то может внезапно поменяться все. Может полностью поменяться весь ландшафт, вся эта чертова голограмма, и вообще все предлагаемые обстоятельства нашего прибывания в такой суперигре, коей является приключения в сномире.

Но я забыл об этом спасительном варианте. Бездна полностью поглотила мое внимание и неотвязчивые существа меня уже не заботили. Ясное дело, они и не желали пропадать вместе со мной, и прощальной вереницей продиффелировали прямо перед носом. Один, последний, так плотно приблизился, что я успел разглядеть поверхность его тела, покрытое коричневой чешуей, его прозрачные перьеобразные плавники вдоль всей спины, и глазищи разного размера на голове, числом, может быть до восьми, как у пауков, и торчащих и дальше с боку на теле до самого хвоста. Приляпаны эти безобразные паучии зенки были как попало, где по два рядом, где по три, где по одному, как получилось, в порыве несусветного уродства. И один из этих глаз все пялился и пялился на меня с невероятной злобой и удивлением, вызванным моим нежелательным присутствием в этой чужой водной обители. Он будто оторвался от своего змеинного тела и завис напротив моих глаз, и только когда чудище исчезло, на прощанье хлестнув меня своим тонким кончиком хвоста по плечу, растаял, словно беззвучно лопнул, так, что и следа не осталось.

А я оказался один на один с проклятой бездной. Становилось все темнее. Я плавно опускался вниз, как перышко в потоках воздуха, не то по спирали, не то, уподобляясь маятнику, – все вместе.