Ростислав Жуков - В сиянии небесных сияющих

Ведь подумать – ну ни к чему тебе было, ни к чему это. Это … Ты понимаешь меня, Капитон… Не смотри так грустно в немытое окно – за ним ведь всё равно ничего не видно… Не помыли окно-то, вот ведь. Ещё одна беда. Куда ни кинь – всё что-то не так. И так уж, казалось бы, хватит, зачем прибавлять себе новые хлопоты… Лугарий Лепитолитович, к примеру. Почтенный муж ведь – и на тебе. Да что он… Знаю, знаю, Капитон Варсонофьевич, много дал бы ты, чтобы только на его месте оказаться, в милиции то есть… Нет, сам наделал делов, сам и расхлёбывай теперь кисель этот мутный… Варево собачье. Хуже, хуже. Во много раз хуже, ох, ох. Приедешь ведь – стыдно будет мимо родной венерологической больницы пройти. Все смотреть будут на тебя… Скажи спасибо хоть, что никто ничего не понимает… Пойдёшь ты поздней порой через юный сад, узришь лёгкие тени, услышишь – кто-то поёт в тиши, здесь, где-то в ночи… Не Валерий Леонтьев поёт. Того уже тоже нет. Жарко, Капитон Варсонофьич? По плечу это тебе?

Но – чу! Железная поступь сотрясает вековые скалы! Мчится, мчится колесница! Да, я горд, как я горд… Весь мир переворачивается дыбом… Мы все упускаем что-то – и никогда не ловим. Полнолуние, и колдуны летают на мётлах – нет, шутишь! Не пройдёт, ах, не пройдёт! Вперёд, мечта! Вперёд, добрый врач-венеролог! Любовь, она ведь как хитрая колдуния, летит на золотые горы, поёт в тиши и в глуши, кричит тепловоз, ура-а-а!! Вперёд!.. Да здравствует!.. Лети!!.. Пой мудрую песню!

Необходимо, как необходимо… Капитон, где же ты… Тени озаряют твои рогулины и загогулины…

Единая субстанция, как вечно молодой смерч, как ясная птица в зелёном небе, как кони, ах, как прекрасно то, что грядёт в наступающее завтра, придёт сегодня, будет вчера, и всегда, и тогда, и бешеные собаки – ерунда, и по плечу, по плечу, по плечу, никуда, никогда, нигде и ни в чём, вперёд, только вперёд, я лечу на крыльях юной мелодии, Венера стоит в небе, как луч озарения перед дальней дорогой, полёт, смерч, птицы, роса, трава, поют гитары и пляшут бешеные блики, и собаки, и собаки, и кони – ах, какие кони, и цветёт трава, незабудки, собаки, вёдра земляники – вперёд, мечта! Поют, поют, все поют, поёт Лугарий Лепитолитович Кугельман в линейном отделении милиции, цветут кактусы, поёт иволга, бушует смерч, стучат машинки, чтобы наступило утро, вперёд, летим, летим, летим, летим, летим, летим, летим, летим, летим, летим, летим, летим! Утро наступит, да, наступит. Я верю в это. Солнце взойдёт.

Три часа ночи. Поезд стоит. Почему стоит? Перегорел семафор. Никто не знает, какой огонь должен гореть. Вот и стоит поезд. И рация вышла из строя. Грустно ест К. В. Дерменгольм ватрушку. Муригор Варфоломеевич Триммельман спит. А может, умер? Нет, не может быть! А где Шискуазий Душанбилович? Ушёл он, а куда – неведомо то никому… И вообще одни они уже в вагоне – Капитон Варсонофьевич Дерменгольм и Муригор Варфоломеевич Триммельман. Нет больше никого, и проводника нет, и нет никого в соседних вагонах, и только один машинист в тепловозе. Не молчит он – что с ним? Спит? Умер? Пьян? Ни то, ни другое, ни третье. Он приобщился к единой субстанции.

А ты, Капитон Варсонофьевич? Не страшно тебе? Смотри, кувыркуны прилетят… Трогает в содрогании он плечо друга своего и брата Муригора Варфоломеевича… Всё, пусто – один пиджак и брюки парусиновые лежат. Муригор Варфоломеевич Триммельман приобщился к единой субстанции…

Не близко до станции… Стоят все поезда, везде… Не горят огни в больших городах. Не горят в малых. Закрыты на замок вокзалы. Люди есть, но их как бы и нет, как Муригора Варфоломеевича. Они приобщились – знаешь уже, к чему? К единой субстанции. Но навсегда ли это? Будет ли исход? Не знаю, не знаю… Один ты, Капитон Варсонофьевич, сидишь, не приобщённый. Съел ты уже ватрушку. Съешь теперь солёный огурец. Съешь что-нибудь. Один ты. вот что ты наделал. Это всё твоя вина. У тебя много ещё всего, что можно съесть. Тебе не кажется, что поезд не пойдёт уже? Корни диких трав проросли сквозь него. Берёзки выросли в автосцепке. Лебеда в дизелях.

Падает крыша вагона от ветхости. Пыль и прах кругом… Сидит Капитон Варсонофьевич на голой земле. Какой год уже? 6178? 996543? Нет, нет, неправильно. Ты один, Капитон Варсонофьевич. Ты один. Ватрушки т вои перестали существовать.

Что же, всё? Нет, рассвет занимается. Ура!.. Встаёт солнце… Неужели это ещё возможно?? Встаёт… Что это? Что это? Поезд едет… Но он же рассыпался в прах… А где… Едет поезд. И кричит тепловоз. И шумят пассажиры в вагоне. И машинист – как машинист. И Муригор Варфоломеевич Триммельман приподымает с лавки сплющенную свою опухшую серую рожу. Жив ты? Все живы. Все на местах. С радостью разгрызает Капитон Варсонофьевич грецкий орех. Всё вернулось на своя круги. Но…