Надежда Нелидова - Бездна

Допустим, где-нибудь у чёрта на куличках, на Каймановых островах Маша инкогнито делает ещё одну пластику лица и тела: кардинальную, омолаживающую лет на тридцать. С изменением формы носа, ушей, век, губ, скул, овала лица, разреза глаз, цвета кожи. Груди, ягодиц, бёдер, коленей. Что там ещё можно изменить?.. С пересадкой кожи на руках. С удалением парочки рёбер. С восстановлением девственности. Может, даже со сменой пола – а что такого?! (Лично я всегда хотела побыть на месте мужчины: как он всё чувствует, и вообще …)

Думаю, из Маши получился бы очаровательный, пикантный мужчинка, который пользовался бы бешеным успехом у продюсеров-гомосексуалистов.

И ни одна живая душа не будет знать её (его) истинный возраст. Не ткнёт глумливо под нос паспорт с ненавистным годом рождения… Паспорт тоже будет новенький.

И – вольно вздохнуть заново спроектированной упругой, юной персиковой девичьей – или мускулистой, волосатой юношеской грудью! Начать новую жизнь в новом качестве, новом возрасте, новом измерении. Под новым именем, с новой раскруткой… Опыт раскрутки у Маши уже наработан.

Но перед этим – ничего не поделаешь – придётся (для достоверности) инсценировать собственную смерть, запечатлев её на плёнку. С нашей, разумеется, помощью, при гробовом молчании с нашей стороны, – я прижала палец к губам и красноречиво чиркнула ребром ладони по горлу. – Могила. Швейцарский банк.

– Только нужно Ариадну ввести в курс дела… – закивала Светка.

– Обойдёмся без Ариадны, – помолчав, жёстко сказала Маша. У неё лицо без всякого лифтинга мгновенно подтянулось, напряглось, ожесточилось, помолодело, похорошело. В прищуренных, устремлённых вдаль глазах появился холодный, что называется, кинжальный блеск.

И вот мы, уже не таясь и не куксясь, принялись оживлённо искать и примеривать способы ухода. Естественная смерть – пошло, скучно, банально. Насильственная – грязно и жалко, фу. Случайная, типа ДТП… Недурно, но примитивно. Не то, не то…

Вот: добровольный уход. Осознанно, с достоинством, мужественно глядя в глаза смерти, трагично, но без истерики и надрыва. На публику действует безотказно: проглядели, прошляпили, проморгали, недооценили, недолюбили.

Кумирша миллионов спустилась с Олимпа, ушла, не оглядываясь, с прямой спиной, с гордо поднятой головой. С гранитным камушком обиды в груди: не понятая, отверженная, униженная и оскорблённая. Барахтайтесь тут в грязи сами, без неё.

Что есть мирская слава? Тысячи гниющих, без пяти минут мертвецов бьют в ладоши и возвеличивают другого гниющего, без пяти минут мертвеца. О да: в точку, в яблочко!

Решаем, что, делая селфи, Маша произнесёт краткую хлёсткую, убийственную речь. Типа, звуковую предсмертную записку. Люмпенам и хавающему пиплу, далёкому от кухни шоу-бизнеса, должно понравиться.

О изменчивая толпа: ей только дозволь сотворить себе кумира, вознести до небес, униженно ползя и завывая, лобызая кончик его платья, потом взбеситься, со звериным рёвом, бессмысленно и беспощадно низвергнуть, яростно втоптать в грязь, свирепо разорвать на куски, сожрать живьём – чтобы спустя время изрыгнуть и вознести полупереваренные останки до небес, и поклоняться им до конца жизни, а через поколение вновь вышвырнуть из могилы, плюнуть, осквернить, нагадить, надругаться над прахом… И так до бесконечности.

Но возвращаемся к нашему плану: стало быть, последняя речь.

Прошу никого не винить, достала мерзость бытия. Увольте, милостивые судари и сударыни. О подлые времена, о низкие нравы! О мир шоу-бизнеса: чистогана и предательства, интриг и подсиживания, непотребства и самодовольного кривляния… Мир клубящихся змей и шуршащих в банке пауков! Нет ничего противнее черни, дорвавшейся до дурашных денег и славы.

Этот мир не для Маши: чистой, глубокой, голубиной одинокой души, страдающей и все эти годы скрывающей страдания. Под шиншилловым мехом, под тяжёлыми ледяными веригами впившихся в тело бриллиантов, под вшитыми килограммами силикона, – все эти годы Машино сердце болело и обливалось кровью, глядя на… на…

… – На неправедное устройство мира, – подсказала я взволнованно, прерывая Светку. – Вы наш кумир, Маша! Вы произнесёте яркую обличительную речь о бесящейся с жиру кучке элиты – и разорённой стране, о мерзопакостных великосветских тусовках – и несчастных больных детях.

О том, что вы больше не желаете продавать бессмертную душу жёлтому дьяволу и участвовать в пире посреди чумы. Вкусно есть, сладко пить, наряжаться и веселиться, когда рядом в муках умирают дети. Швырять деньги на яхты, шубы, сумки, драгоценности и дворцы, на вонючий и бессовестный пиар по телеящику, в то время как… Как…