Светлана Багдерина: Где водятся волшебники?

Прежде, чем роковая поляна скрылась из глаз, чародей успел бросить на нее последний взгляд.

Огонь почти угас, и в его неверном свете две фигуры, едва различимые сквозь пропадающее мерцание восстановившегося защитного поля, бестолково возились, силясь подняться.

На шершавой спине Масдая кто-то зашевелился тоже – Олаф… и Сенька… и Иванушка…

«Все живы!» – с радостью, захлестнувшей, как волна цунами, разглядел друзей юный волшебник при ласковом голубоватом свете, слабо запульсировавшем по всей длине всё еще зажатого в руке посоха.

Посоха Агафона.

Желательно – до последнего ренегата.

Раньше был один ноготь мизинчика, потом – полтора, сейчас – две фаланги.

После отчаянного шипа супруги «Шапку надень!!!»

Места, чтобы полноценно развернуться в набитом веселыми гуляками общем зале, не было.

Набежавшим поживиться уцелевшим среди разгрома имуществом местным маргиналам, мальчишкам и натуралистам.

Чрезвычайно противная, добавил бы Масдай, если бы кто-нибудь сейчас поинтересовался его мнением.

Время от времени.

Чувство справедливости отряжского конунга в финансовых вопросах было сродни Серафиминому.

Но не раньше, чем синьор Скаринелли отыскал Иванушку и, как главному своему финансовому благодетелю, торжественно вручил на долгую память маленький презент от фирмы – обшарпанный томик в обложке неразличимого цвета – «Всё равно валяется у меня по сундукам где попало, место занимает, а вы, я вижу, любите читать, такой образованный, интеллигентный и честный молодой человек, не приведи Бог, у меня сын вырастет таким…».

Масдай, даже свернутый, сочувственно вздрогнул и сжал кисти.

Хотя, если приглядеться, на шпагатах сидели не все: некоторые крутили сальто, кувыркались или ходили колесом.

На сердобольность прачки и ректора не рассчитывал даже он.

Чтобы не поощрять студентов заниматься умножением пациентов лекарского факультета школы и несанкционированным пополнением тератобестиария, а так же не составлять конкуренцию магам, обучение уже закончившим и открывшим практику в Мильпардоне и его окрестностях. Впрочем, невиданная дешевизна всегда и во все времена провоцировала любителей халявы еще и не на такое.

А если быть точным, то и не потухали ни на мгновение с той секунды, когда злосчастный студиозус впервые услышал о нем.

В самолюбие.

До Страшного Суда.

Если дословно, разговор звучал так: «Значит, вы точно решили не останавливаться на ночевку?» «Да». «Угу».

Олаф не успел договорить, что настоящий волхв в состоянии мгновенно изобрести с полсотни причин получше и поубедительнее.