Борис Крижопольский - Солнце, тень, пыль

После этого объяснения, мы по-новому посмотрели на моих вагонных соседей. А они, закончив совещаться, величественным жестом подозвали велорикшу и уселись вдвоем на сиденье под потрепанным тентом. Рикша привстал на педалях, мучительным усилием всего тела сдвинул повозку с места, и направил ее в переплетение тесных улиц, ведущих к Гангу.

Мы попрощались с Асафом, договорившись, что он зайдет за нами вечером в гест-хаус «Shanti», в котором обычно останавливаются израильтяне.

– Ты не пойдешь с нами? – спросил я.

– Я приехал, в общем-то, в университет, на семинар по йоге. Там же и буду жить. До начала семинара у меня есть еще два дня, так что я смогу познакомить вас с городом – здесь очень важно увидеть правильные места в правильное время. А пока могу сказать вам: не доверяйте первому впечатлению. Настоящий Варанаси я покажу вам сегодня вечером и завтра утром.

Напоследок Асаф посоветовал не брать рикшу, а пройтись до «Shanti» пешком. Попрощавшись до вечера, мы вскинули на спину рюкзаки и углубились в клубок темных улочек, стараясь придерживаться указанного нам направления.

Мы шли, как во сне мимо огромных щетинистых свиней, нежащихся в лужах грязи, продавцов бетеля, точильщиков ножей, по улицам, настолько тесным и темным, настолько не вязавшимися с нашими понятиями о городских улицах, что временами казалось, будто они ведут на тот свет, в другое измерение – туда, где весь наш опыт, все наши представления о жизни потеряют свое значение. На одной из таких улиц, нам пришлось прижаться к стене, чтобы пропустить огромную черную корову с венком ярко-красных цветов на костистой шее. В считанных сантиметрах от моего лица проплыл, покачиваясь, большой налитый кровью глаз, и я почувствовал резкий животный запах, смешанный с пряным ароматом благовоний.

Через полчаса блуждания в этих надмирных закоулках, мы вышли к чему-то вроде площади, посреди которой стояла круглая афишная тумба, глядящая во все стороны лицами болливудских актеров. По периметру стояли лавочки торговцев фруктами и сладостями. Возле одной из них подросток с заячьей губой не спеша крутил педали прикованного к земле велосипеда, придавая вращение соединенному с ними точильному диску. Вокруг топтались желающие наточить ножи. Внутри квартала, расположенного на противоположной стороне, как нам сказали, находился «Shanti». Вдоль этой стороны тянулась длинная, поросшая травой, канава. Мы пересекли площадь, и пошли вдоль канавы, ища нужный нам переулок, как вдруг в десятке метров от нас зашевелилась трава, и на дорогу бесшумно выползла змея. Она не раздувала капюшон, но по ее размерам было понятно, что это может быть только кобра. Не меньше полутора метров ее толстого, как рука здорового мужчины, грязно-серого тела лежало на дороге, остальная часть была скрыта травой. Она остановилась и, приподнявшись, повернула в нашу сторону свою плоскую голову Мне казалось, что я физически ощущаю взгляд двух стальных точек, имеющих власть над жизнью и смертью. Помедлив несколько бесконечно долгих мгновений, гадина повернулась, и не спеша уползла в канаву. Мы стояли, ошеломленные этой встречей, а навстречу нам, вдоль канавы катилась шумная стайка ребятишек. Не обращая внимания на наши крики и предостерегающие жесты, они, смеясь, оббежали нас и продолжили свой путь, топча босыми ногами траву, в которую уползла змея.

– В конце концов, они знают, что делают, – пробормотал Марик. – Наверное, для них так же естественно жить рядом со змеями, как для нас рядом с собаками и кошками».

Вымотанные недавней болезнью и долгой дорогой, но возбужденные всем увиденным, мы, наконец, добрались до «Shanti». Комната, которую мы сняли на троих, показалась нам огромной и мрачной, после тех комнатушек, что мы снимали в Гоа, Хампи и Кхаджурахо. Мы приняли душ и пообедали на террасе, с которой открывался вид на серо-коричневое море крыш и на темную полосу Ганга за ними.

Вечером, мы сидели на той же террасе, и курили кальян, сопровождавший Асафа во всех путешествиях. Электрического освещения не было, и с заходом солнца город погружался в первозданную тьму. Только вдоль Ганга, кое-где пылали искорки погребальных костров. Терраса освещалась масляным фонарем, подвешенным в углу, на деревянном шесте. Мы зажгли восковую свечку, и, оплавив конец, прикрепили к столу.

– Интересный у тебя кальян, – сказал Марик, поднеся к свечке затейливо разукрашенную глиняную чашечку. – Никогда такого не видел.