О. Странник - Трамвай судьбы

– Oh, thanks… how nice! Well… where are you from? I’m Emily, from Canada. And you? Oh, Russia! («Спасибо, очень мило, вы откуда? Я Эмили, из Канады, а вы? О, Россия!»)

И она, непрерывно жуя, поведала нам, что с подругой приехала в Китай, чтобы взять приёмного ребёнка, здесь это, мол, проще и дешевле. Быстро сметав всё в себя, она бросила:

– See you later! («Увидимся!») – и потопала вглубь зала к мужеподобной тётке, восклицая: – Oh, wait, wait…

Подругу, наверное, увидела. Павел тоже поднялся, подмигнул:

– Мне тут рекомендовали одного аборигена, негласные платные экскурсии по злачным местам водит, пойду поговорю, – и отчалил.

Я остался один за столиком над тарелкой экзотических ароматных фруктов, они были как пушистые красные шарики, очень вкусные и такие красивые, называются рамбутаны.

Рам-бу-та-ны…

И тут, как всегда нежданно-негаданно, в голове моей зазвучал стихотворный размер, но не слова, а цифровые строчки. Я стал записывать на салфетке:

49 49 25 15 7 – то ли хорей, то ли третий пеон, смотря как прочитать и какие слова подложить. Я снова продекламировал цифры пеоном, глядя на запись, потом забормотал:

Я воздел очи горе. И мой вдохновенный взгляд наткнулся не на музу-китаянку и не на доброжелательного Пегаса, а на пристальные глаза китайца в униформе с подносом грязной посуды в руках. Он перестал собирать судки с моего стола, пристроил поднос на стул, показал мне три растопыренных пальца и прошептал:

– Саньхэхуэй…

Я вытаращил глаза и глупо спросил:

– Чего?..

Китайские лица, на взгляд европейца, невыразительны, но я разглядел (или мне показалось, что разглядел) страх и угрозу в антрацитовых узких глазах. Он стал делать вид, что счищает объедки с тарелок, и тихо заговорил:

– Моя лаботай лесетолан Мосукува… твоя и моя саньхэхуэй… – И он тыкнул пальцем в мои цифровые стихи на салфетке.

Я заподозрил, что он голубой, но при чём здесь цифровые стихи? И я решил отшутиться:

– Моя твоя не понимай…

Одной рукой он продолжал для вида переставлять посуду, пальцем другой руки опять потыкал в мои цифры, показал на двойные 49:

– Моя боець, твоя боець саньхэхуэй… тлиада… – тыкнул в 25, прошептал: – Влаг шипион пледатель… – показал на 15: – Очене холошо… – ткнул в 7: – Смельть… – и чиркнул себя по горлу большим пальцем.

Я обалдел и не знал, как реагировать. Из его бормотанья и пантомимы выходило, что он и я – рядовые бойцы китайской «Триады» и я цифрами докладываю о предателе, опасности и смерти, так, что ли? Ну, я читал и в кино видел про эту «Триаду» и их шифры, но чтобы вот так влипнуть с цифровыми стихами?! Ну и совпадение, ядрён батон! Или что?.. И не он ли совал мне под нос три растопыренных пальца у Нефритового Будды? Я не знал, что говорить и что делать, просто сидел, уставившись на «соратника». Он выжидательно смотрел на меня с подносом грязной посуды наперевес, и тут вернулся Павел Петрович. Он с ходу адресовался к моему китайцу:

– О, нашёл тебя, ты – Фенгджи? А по-русски Федя?

Тот с готовностью закивал и заулыбался, они отошли к соседнему неубранному столику и тихо заговорили на смеси ломаного английского и ломаного русского. Из рук Павла что-то перешло в руки «Феди», тот покивал, с улыбкой повернулся ко мне, показал на пальцах окей , ткнул в Павла и изобразил мне пальцами 49, поклонился и ушёл со своим подносом. Павел, не ведая, что его только что обозначили бойцом «Триады», присел ко мне и радостно сказал:

– Ну, это он и есть, которого мне рекомендовали, Федя этот. Я ему дал задаток, поздно вечером он нас отвезёт в шанхайские хутуны, то есть шикумэни – так они здесь называются. А сейчас пошли быстрее, автобус уже подали, нас ждут жемчужные плантации.

В автобусе я не слушал нового гида – пожилого китайца, в советские времена он учился в Москве и говорил почти без акцента. Я не любовался окрестностями и не участвовал в маленьких торжищах на ступеньках в дверях автобуса при каждой остановке, когда ватаги торговцев лезли друг на друга и совали нам в руки свой товар. Я думал только об одном – рассказывать или нет Павлу о цифровом коде «Триады», совпавшем с моими цифровыми стихами, и о бдительном «Феде». Я соображал, куда это он нас повезёт на ночь глядя и не сказаться ли мне больным и не поехать. Несколько отвлекло меня развлечение на жемчужной плантации: служитель достал из садка большую раковину-жемчужницу и сказал, что кто угадает число жемчужин в ней, тот их все и получит. Все закричали, я буркнул «шесть», вскрыли раковину, и оказалось, я угадал. Они были разного размера – белые, а одна, самая большая, с горошину, – розовая. Её я оставил себе, остальные раздарил нашим дамам. Гид заулыбался, тихо сказал мне: