Алексей и Ольга Ракитины - Гувернантка

Меньше чем через минуту в лаборатории появился ее заведующий. Из записки Николаевского его имя и фамилия были Шумилову известны. Павел Николаевич Загоруйко оказался маленьким плешивым мужичонкой, меньше всего похожим на талантливого представителя академической науки, каковым фактически и признавался всеми. Представившись и присев к столу с самоваром, за которым расположились Штейфер и Шумилов, Загоруйко неожиданно спросил:

– А вы, что же, уже возбудили дело?

Алексей не понял вопроса, но ответил в тон Загоруйко:

– А что, уже пора?

– Полагаю, что да. Николай Прознанский скончался от передозировки морфия. Это как дважды два. Слава Богу, морфий мы умеем надёжно определять. В содержимом желудка, а также в крови обнаружено смертельное содержание морфия. Покойный должен был принять его не менее двух десятых грамма, что соответствует трём аптечным гранам. Конечно, морфий входит в состав некоторых лекарств, но такое количество невозможно получить ни с одним лечебным препаратом. Ну, разве что одномоментно выпить ведро сонных капель, – Загоруйко усмехнулся, – Что невозможно по определению… Так что смерть молодого человека наступила от отравления.

Шумилов был поражен услышанным, а профессор Штейфер залепетал растерянно: «Ай-яй-яй, Боже ж мой, какая некрасивая история и мы здесь…». Он запнулся на полуслове, но мысль его была очевидна – из-за Николаевского он мог быть втянут в уголовное расследование.

– Мне понадобится Ваше заключение, – сказал Шумилов заведующему лабораторией.

– Разумеется, я его Вам предоставлю.

– Я бы хотел кое-что уточнить, – Шумилов задумался на секунду, формулируя мысль, – Вы уверены в прижизненном попадании морфия в организм? Другими словами, Вы не допускаете, что раствор морфия был влит в емкости с органами после аутопсии?

– С какой целью? – в свою очередь спросил Загоруйко.

– Ответьте, пожалуйста, на мой вопрос.

– Понимаю, куда вы клоните, – Загоруйко на минуту задумался, – Вы что же, сомневаетесь, в честности Николаевского?

– Павел Николаевич, Вы же сами судебный медик и знаете порядок назначения и проведения патологоанатомического и судебно-химического исследований. То, что сделал Николаевский…

– Да-да, понимаю. Он нарушил предписанные инструкцией Медицинского комитета правила и сам привез органы на экспертизу. Но для чего ему вливать морфий? Из-за каких-то корыстных соображений? Чушь, не может быть! Это честнейший человек! – Загоруйко энергично встряхнул плешивой головой, и это движение придало ему упрямый вид. – Никогда в это не поверю! Есть такое понятие – врачебная этика. И для Николаевского это не пустой звук. Поверьте мне, я знаю Николая Ильича, и отдаю себе отчет в том, что говорю.

Профессор Штейфер молчал. Он, похоже, уже ни в ком и ни в чем не был уверен.

– Хорошо, не стану настаивать на своих словах, – согласился Шумилов, – в конце-концов, это всего лишь допущение, которое следует иметь в виду. Ответьте, пожалуйста, на другой вопрос: химический анализ вещества печени позволит выявить отравление морфием?

– Позволит. Печень – это фильтр крови. Если морфий поступил в кровь, он обязательно оставит след в печени.

– Завтра Вы получите для исследования человеческую печень. Я бы попросил Вас проверить её на содержание морфия.

На том они и разошлись. Шумилов забрал заключение химической экспертизы и отправился обратно в прокуратуру. Там он успел обо всем доложить Шидловскому, который в свою очередь успел до конца дня выписать постановление о возбуждении уголовного дела (канцелярия Санкт-Петербургской окружной прокуратуры тут же зарегистрировала его). С копией постановления Шумилов отправился в Адмиралтейскую полицейскую часть, где забрал саквояж с судком, украденный у Николаевского, и отвёз его обратно в прокуратуру.

Уже наступил вечер, но в преддверие белых ночей было еще очень светло, только вот стало уже по-ночному холодно и неуютно. Прохожих почти не было, по небу неслись рваные облака, ветер заставлял поднять воротник и спрятать руки поглубже в рукава пальто. Путь на извозчике не был слишком длинным и его как раз хватило на то, чтобы обдумать ситуацию. Получалось, что подозрения доктора относительно неестественной причины смерти Николая Прознанского оправдались. Интересно было, чем питались таковые, ведь недаром же Николаевский не дал разрешение на погребение без вскрытия и всемерно, даже нарушая правила, способствовал скорейшей экспертизе. Скорее всего, доктор во время своего посещения прокуратуры рассказал далеко не все, что знал, сомнений в этом Шумилов теперь почти не испытывал. С другой стороны, подозрений в адрес Николаевского тоже особых не было; настоящие злоумышленники никогда бы не стали вести себя так, как доктор. Шумилов почти не сомневался, что доктор Николаевский честный человек лишь волею случая ставший жертвой воровства и не очень ловко вышедший из этой ситуации. «Надо составить план действий и завтра с утра согласовать его с Шидловским», – решил Алексей Иванович, подводя итог своим размышлениям.