Майк Лебедев - Облачно. Но не более

Ровным счетом – НИ-ЧЕ-ГО. Зимнее время ко всеобщему удовлетворению – вернули обратно, нулевое промилле к радости любителей в меру накатить перед поездкой – отменили, и что же в сухом остатке? Декоративное переименование милиции в полицию, окончательно поставивший набекрень так называемый «российский футбол» переход на систему «осень-весна», да еще запрет на продажу спиртосодержащих напитков после определенного вечернего часа в зависимости от региона, хотя данная мера начала свое победное шествие по стране еще до официальной инаугурации. Вот, собственно, и все.

Кстати, о запрете.

Подлетаешь тогда к кассе, удерживая на весу и стремительно отсчитывая мелочь свободной рукой – и вдруг слышишь:

– Молодой человек! С этим можете даже не подходить, у меня – уже одиннадцать!

Замираешь, как подстреленная влет птица. Да неужто? Неужели? Такой удар… Но потом – смотришь внимательно, анализируешь… нет, нет – не все еще пропало! Времени не много – но оно есть!

– Но позвольте! Как это – одиннадцать? Без трех минут еще!

– А у меня по кассе – уже ровно!

И голосом таким печальным:

– Хозяюшка, ну как же «ровно», когда вот еще ровно без трех минут, ладно, без двух-тридцать, но все равно. У меня часы, между прочим – атомные, с лазерным напылением, по курантам Спасской башни Кремля откалиброванные, мне их читатель подарил, им цены нет… у них погрешность – наносекунды за столетие…

– А у меня – одиннадцать! Ты где раньше был, не мог пять минут назад подойти, только сейчас что ль вскипело?

Вздыхаешь, голову повинно опускаешь.

– Ну где был… У меня работа, семья, дети… двое… там и был.

– Тем более – дети!

– Ну я уже как-то настроился…

– У меня – уже двенадцатый час.

– Не, ну так не бывает же, чтоб тут – еще одиннадцатый, а там – уже двенадцатый…

И, вздыхая еще горше и ощущая себя совсем уж неловко.

– Зовите старшую… Только, пожалуйста, побыстрее, а то и в самом деле карета моя превратится в тыкву.

И вдруг, сменив гнев на милость:

– Люб, у тебя там сколько? Двадцать два пятьдесят восемь? Ну ладно, иди вон к соседней кассе…

Вот так. То есть, мы как-то дожили до тех светлых дней, когда предсказание Общей теории относительности великого Эйнштейна касаемо того, что Время в разных системах отсчета течет неравномерно – начинает уже получать экспериментальное подтверждение прямо у нас на глазах. Так, глядишь, и управляемая термоядерная реакция уже не за горами, и контакт с внеземными цивилизациями, и прочие удовольствия. Но вместе с тем сохраняется и что-то незыблемое, что-то базисное, какие-то несокрушимые основы и духовные скрепы, то, что досталось нам от предков и должно быть передано нами подрастающему поколению в целости и сохранности. Пенсия, например. И непрерывность стажа.

– Сходи, сходи, – настойчиво повторила Лариса Борисовна, – Пока в трудовую книжку не вписали, все можно исправить. Ты же трудовую книжку приносил, когда нас всех принимали…

– Лар, не приносил.

– Почему?

– Ну, потому что по всем бумагам я студент еще. Она мне, может, и не положена.

– Ой, беда с тобой, Лебедев. Беда-беда-беда. Что же ты не проследил, тютя? Может, тебя просто по договору оформили? Тогда тебя и в самом деле вся эта комбинация не касается, ты, считай, заранее в пролете…

– Не, когда оформляли – вроде так сказали, что раз у меня еще нет книжки, так они ее заведут… – проблеял я без особой уверенности в собственных словах.

Вмиг все внутри меня похолодело. Еще несколько минут назад апрельский день переливался и звенел всеми струнами души – и вдруг райская музыка смолкла. Да, конечно – был разговор, обещали. Но ведь как всегда, поверил, и забыл, и не проконтролировал. И что теперь? А теперь, получается, что не только стаж мой будет с прерыванием – но и вообще никакого стажа? Но позвольте, почти семь месяцев без нескольких дней упорного труда – и коту под хвост?

– Иди, иди в бухгалтерию, пока не поздно, – практически подтолкнула меня старшая коллега. – Ох, Лебедев. Завидую я тебе: какой же ты все-таки молодой и глупый!

Следует признать, что тезис о собственной молодости и глупости я неоднократно выслушивал и в дальнейшем, и в основном от собеседников женского пола. Сперва это расстраивало, а потом как-то незаметно начало радовать. Да, глупый. Ну и что с того. Зато молодой. И если глупость, положим, еще достаточно субъективна и относительна, то молодость – величина вполне абсолютная! Это как со сверстницами. Попервоначалу-то ты для них никто, им подавай зрелых, опытных и уверенных в себе папиков, а потом вдруг р-раз! – и вот они уже потрепанные этой жизнью разведенки с детьми, а ты все такой же: мужчина в самом расцвете сил. Пусть и глупый. Вон, и бабушка покойная иной раз повторяла, «пьяный проспится, дурак – никогда», так что… А, нет, эта мудрость, пожалуй, не в данном контексте, но все равно бабушка была права.