Виктор Минаков - Дом невезения. Рассказы и фельетоны

– Да так, – ухмыляется Скоков, – коридорное радио… А что-то случилось?..

– Опять людей отправлять на консервный. Будь он неладен.

Со всех сторон известие было не из приятных: опять, теперь уже без сомнений, «сгорал» план отдела, опять предстояли унизительные уговоры сотрудников, не верящих больше ни в призывы, ни в лозунги, ни в то, что они действительно где-то необходимы. Когда отправляли на этот консервный предыдущую группу и парторг заговорил о сознательности, патриотическом долге, раздался хохот: «Вы бы приехали сами туда, посмотрели бы на этот „долг!“ Нас полы подметать заставляют и банки подтаскивать! Они дурят вас – у них другие причины провалов, а говорят, что людей не хватает!» Такой поднялся галдеж!

«А теперь и уговаривать некого, – задумался Шпагин, позабыв про вошедшего. – Тех, кого можно было отправить, уже всех отправили. Остались больные, со справками…»

Тяготило Шпагина еще то, что совещание будет вести главный инженер. «Был бы директор, с тем было бы проще – предъявил бы ему на каждого, кто за кульманом, справку и – все… Ну, поорал бы он для порядка. А этот… Он только кажется безобидным».

С главным инженером у Шпагина отношения были натянуты до предела. Три года назад Смирнов в присутствии Шпагина наставлял главбуха, как тому избавиться от одной, провинившейся в чем-то работницы бухгалтерии.

– Что вы! Никаких сокращений! – говорил Смирнов менторским тоном. – По сокращению ее не уволишь: молодая мать, и все прочее. Закон на ее стороне! Надо создать ей условия, чтобы она сама подала заявление!

И тут же он выдал такой арсенал средств создания невыносимых условий, что видавший виды бухгалтер и Шпагин, тоже не новичок в этой жизни, раскрыли рты в изумлении.

«Крокодил какой-то, иезуит!» – поделился Шпагин с двумя близкими ему коллегами впечатлением от услышанного, и буквально на другой день Смирнов стал с ним неузнаваемо резок. Придирки, упреки, нотации, язвительные реплики на совещаниях – постоянно. Главный прямо съедал Шпагина и, если бы не объективность директора, ему давно бы уже здесь не работать.

А этой весной Шпагин снова попался впросак. В понедельник, перед самой планеркой, кто-то польстил Смирнову, сказав, что выглядит он очень свежо. Тот разулыбался и рассказал про рыбалку в субботу, по последнему, наверное, льду. То, что он рассказал, Шпагину до сих пор часто снится ночами. Один из рыбаков, куда Смирнов приехал с друзьями, зашел на глубокое место и провалился. Начал выбираться, но не мог – лед уже хрупкий, крошится, и тяжело: одежда намокла. Люди, рыбачившие неподалеку, стали бросать ему веревку, но она была слабой и несколько раз рвалась. Течение сильное, холодно. Рыбак быстро выбивался из сил. Еще раз обвязавшись веревкой. Он сделал отчаянную попытку спастись, и снова не выбрался. «Все, устал я», – донеслись его слова до спасающих. Он положил голову на лед и затих.

– Настроение, конечно, испортилось, – продолжал Смирнов свой рассказ, – смотришь на сторожок, а видишь, как он коченеет. Ни телефона поблизости нет, ни населенного пункта. Вечером, по дороге домой, позвонили в милицию, в скорую помощь… А клев был отменный!

Шпагин как будто и не был на этой планерке. В мыслях, он был на реке, в полынье, в мокрой, тянувшей на дно, одежде. Будто это его ногти срывали обрушавшийся лед, будто его тело коченело от холода. «Какое же сердце надо иметь – сидеть и преспокойненько удить! Ведь на глазах человек погибает!» – потрясенно сказал он, выходя с совещания. Утром Смирнов не ответил на «здравствуйте» Шпагина, демонстративно отвернулся при встрече.

– Что ж, надо готовиться к разговору, – вздохнул Шпагин и сказал Скокову, – давай, зови сюда всех. Потом займемся твоими вопросами.

Скоков понимающе кивнул головой и захромал к выходу. Минут через пять в кабинет Шпагина втащились трое мужчин предпенсионного возраста – один из них Скоков – и пять женщин изнуренного вида. Шпагин печально рассматривал их. Когда все напряженно притихли, сказал:

– Сложная ситуация, товарищи. Опять пришла разнарядка на консервный завод. В два часа меня приглашают на совещание по этому поводу, значит, рассчитывают и на нашу помощь консервщикам. Давайте думать, какую помощь можем мы оказать.

Реакция – глухое молчание.

– Ну, хорошо, – вновь обращается Шпагин к коллегам, – желающих идти добровольно, как понимаю я, нет?.. Давайте рассмотрим эту проблему с другой стороны… Поднимут меня на совещании и спросят: почему никого нет от отдела? Что мне сказать? Вооружайте меня. Нужны уважительные причины.