Литагент Нордмедиздат - Три любви Фёдора Бжостека, или Когда заказана любовь

Прошло совсем немного времени и решение это обрело свою реальную форму. Для начала необходим был заграничный паспорт, которого у Фёдора ещё не было, и виза в нём. Паспорт был получен в районном отделении ОВИРа, а визу посоветовали взять шенгенскую в консульстве Финляндии, для получения которой не требовалось приглашения, и которая позволяла пересекать границу в любом пункте соприкосновения со страной, входящей в зону Шенген. Фёдор обратился в консульство, отстоял огромную очередь и вместе с купленной в страховой компании страховкой сдал документы. Через неделю позвонили из консульства и сказали, что для получения визы необходима заверенная на работе справка о том, что ни к документам, ни к производству, содержащему государственные секреты, гражданин имярек доступа не имеет. Справку такую с определёнными оговорками выдало ему предприятие, но, несмотря на это, через месяц виза была всё-таки получена. Для начала, как подсказали ему, надо было хотя бы на один день посетить Финляндию, чтобы получить отметку «въехал-выехал», иначе в другую страну по этой визе могут не впустить. В ближайшую субботу Фёдор в шесть утра подъехал к гостинице «Советская», сел в рейсовый автобус и за тысячу рублей вместе с «шоппингистами» съездил на один день в финский город Лаппенранта. Для него это было первым в жизни посещением заграницы. Теперь можно было ехать к Малгожате.

Перед выездом в Польшу Фёдор решил в одно из воскресений, чтобы проверить, не проснётся ли в нём что-то польское, пойти в костёл. Местом посещения он избрал Собор Успения Пресвятой Девы Марии, в котором днём проводились мессы на польском языке. Собор небольшой, прихожан ещё меньше и это неудивительно, так как приезжие поляки ходят в Собор Лурдской Божьей матери, что в Ковенском переулке, а петербургских поляков, понимающих по-польски, крайне мало. Как вести себя в костёле, Фёдор не знал, то есть не знал, когда надо креститься, когда становиться на колени, когда произносить слово «амэн». Поэтому он просто сидел на лавке, когда надо вставал, глядя на других, молчал, когда другие произносили вслед за ксендзом молитвы, держал сложенными перед собой руки, когда другие крестились. Ксёндз ему очень понравился: стройный, аккуратно причёсанный, при очках в золотой оправе он пристально смотрел именно на Фёдора, безошибочно угадывая в нём случайно забредшего в костёл российского человека и никак не католика, либо представителя секретного ведомства, которых периодически присылают к ним контролировать прохождение мессы. Но Фёдор просто стоял на почтительном от ксендза расстоянии и молчал, не находя возможности рассказать ему о далёких своих польских корнях, о предстоящем контакте с Польшей, что и привело его, собственно, в костёл. Он только мысленно испросил у Господа Бога, в которого никогда не верил и даже не знал, что есть такое вера в Бога, благословения на их пока ещё только намеченную встречу с Малгожатой.

Отъезжал он в горьком одиночестве, никто его не провожал, а одна из дочерей, узнав о том, что их отец отправляется на смотрины к очередной своей невесте, бросила злобно: «можешь не возвращаться вообще». Скрасили одиночество соседи по купе, с которыми Федор проговорил за бутылкой вина почти всю ночь. Поезд, как всегда, остановился в Бресте на два часа для смены вагонных осей. К сожалению, за последние сто пятьдесят лет, когда были проложены первые разной ширины колеи, никому ничего не удалось придумать для разрешения этой проблемы. А, может быть, не хотелось, или, точнее, не следовало делать этого из стратегических соображений, и проще было оставить всё так, как есть. Европейский стандарт равнялся 1435 мм, то есть 4 футам и 8,5 дюймам, а российский – 1520 мм, то есть 5 футам ровно. Считалось, что в Европе, изначально в Англии, где вообще была проложена первая железнодорожная ветка, за основу взяли ширину колеи древнеримской повозки, а в России для удобства – просто круглое число. Фёдор вспоминал то, чему учили их ещё в институте, и удивлялся своей памяти, которая сохранила цифровые данные, которые, в сущности, рядовому пассажиру совсем не обязательно знать. Но так часто бывает, врежется в память цифра, мелодия или эпизод из книги и может проявиться много-много лет спустя при самых неожиданных обстоятельствах, даже чуть ли не во сне. Он наблюдал, как мощные подъёмники возносят вагоны на трёхметровую высоту, из-под них выкатывают широкие оси и подгоняют узкие. Конечно, проще было бы профинансировать производство универсальных осей и ставить их на все международные вагоны, идущие в западном направлении, но тогда пришлось бы ликвидировать всю эту службу депо, а это, опять же, рабочие места, мастерские, встречные сметы и т. д. и т. п. «Проблема» – рассуждал он. Пока производилась эта операция, как всегда, кого-то сняли с поезда за какие-то неточности в паспорте, что чаще всего случается у «челночников», или за контрабанду водки и сигарет, кто-то попытался выйти погулять на перрон, и ему приказали вернуться в вагон обратно, потому как нельзя. А кто-то смотрел на весь этот пограничный аттракцион из окна вагона, пил ту самую водку, которую запрещалось перевозить через границу и курил сигарету, больше двух пачек которых запрещалось перевозить так же. Вообще, прохождение таможенного контроля походило здесь чем-то на лагерный досмотр. Одна сторона – та, что проверяет – уже не с чувством превосходства, а какого-то опостылевшего безразличия лезла руками в чужие сумки и задавала примитивно-глупые вопросы на счёт количества провозимых денег и валюты с обязательным их предъявлением, а другая – не зная, как на эти вопросы отвечать, дрожала от страха. Фёдор, правда, не дрожал и даже не волновался, ему по статусу, связанному с его бывшей профессией, делать это было не к лицу, да и потом ничего сверхнормативного он с собой не провозил. К тому же «шмоны» в присутствии «дубачек» – охранниц он, по старой памяти, проводил когда-то и сам, так что процедура эта ему была хорошо знакома. Тем не менее, любопытство ко всему тому, что происходило вокруг, он проявлял большое, поскольку выезжал за рубеж второй раз в своей жизни и к тому же в ту страну, к которой имел какое-никакое отношение.