Илья Тамигин - В начале было трое. Ироническая шпионская фантастика

Приехав домой, дядя Яша обнаружил жену ползающую на коленках по ковру над выкройками. Она любила шить и охотно брала заказы у друзей и знакомых. Увидав её оттопыренный, круглый, такой соблазнительный зад, дядя Яша немедленно воспылал страстью! Незаметно в кавычках подкравшись, он ухватил Шуру за талию двумя руками. Против всяких ожиданий, она воспротивилась:

– Не сейчас! – и толкнула локтем в мужний живот, – У меня прилив вдохновения, не обламывай!

Отвергнутый муж обомлел от изумления: впервые за тридцать лет супружеской жизни он получил отказ!

– Шура, – начал он, – как же так, слушай? У меня же уже все вооружение с предохранителя снято!

– Вот и поставь обратно на предохранитель свою пушку! Сказала – не сейчас! Ночью все получишь… два раза.

Поняв отчетливо, что жена не шутит, обескураженный дядя Яша проковылял на кухню. Обед не был готов! Тоже впервые за тридцать лет. Пришлось засучить рукава и готовить самому. Накрутил фарша, замесил тесто, раскатал и стал лепить пельмени. Через полтора часа сварил первую порцию, выглянул:

– Жена! Есть будешь? Обед, слушай!

– Нет, ешь без меня! Я занята… потом поем!

Дядя Яша снова удивился. Совместный обед был одним из семейных ритуалов! Но делать нечего, поел один… как на гауптвахте. Полил и причесал кактус. Потом ушел в спальню, до ужина читал. Уже программа «Время» началась, когда он вышел поставить чайник. Шура все ещё возилась с выкройками и эскизами.

– А где наш сын, слушай?

– У Олечки. Родители уехали на дачу, он и сорвался девочку охранять, а то ей одной страшно.

– Гы! Понятно! Ужинать-то будем?

– Не, я потом… сейчас не могу…

Досадливо хлопнув дверью, сделал себе пару бутербродов с любительской колбасой и российским сыром, ибо готовить что-либо более сложное не было энтузиазма. Чай тоже заваривать не стал – женил кипятком старую заварку. С расстройства налил и выпил стопку портвейна. Не помогло…

Оставалось сидеть и таращиться в телевизор. Несколько развлек фильм про войну. Лётчики там выдавали такие перлы в смысле команд, что не захочешь, а обхохочешься. Самолеты взлетали как попало и закладывали немыслимые в реальности виражи. Фашисты не могли попасть в цель с двух метров, как ни старались, советские же асы, принявшие перед боем свои фронтовые сто граммов, не промахивались никогда!

То, во что они попадали своими пулями, обязательно загоралось. Или взрывалось. Неважно, самолет, танк, паровоз или дом. Медсестры с красивыми модельными прическами, выбивающимися из под косынок (!), и длинными наманикюренными ногтями (!) цокали высокими каблучками изящных туфелек, спеша неумело перевязать раненых героев… И за весь фильм ни слова о Сталине!

«И снимают же такое! Хоть бы нас, фронтовиков, спросили, как оно на самом деле было, распроязви их, киношников, в окуляры! Чтоб им всю оставшуюся жизнь водку грязными носками занюхивать!» – подумал с горечью бывший истребитель, направляясь в спальню. Шуры в комнате не было. Из ванной доносился звук льющейся из душа воды. Вскоре жена скользнула под одеяло и прижалась к нему, нашупывая рукой полную боевую готовность мужа.

– Прости, Яшенька! Сама не знаю, что со мной сделалось… Прямо, как запой! Не могла прерваться, и всё!

– Кому шьёшь-то?

– Да Валентине, Зиновьевых дочке, свадебное платье срочно понадобилось.

– Что ж за срочность?

– Так беременная она, восемь месяцев уже. Хотят до родов со свадьбой успеть. А на такую фигуру ох, непросто хороший фасон придумать!

– Понятно…

Исполнив с энтузиазмом супружеский долг, причем не только обязательную программу, но и произвольную, Шура уснула, щекоча дяде Яше шею своим теплым дыханием. Немного погодя уснул и он.

…О! Вот о ней я Вам рассказывал в прошлый раз, Портос! Это Суламифь из повести Куприна! Прекрасна, не так ли? …Кто с ней? Наверное, Царь Соломон… точно, он!

Следующие несколько дней Шура исступленно кроила и шила, подпарывала, подкалывала, примётывала, забывая пообедать, а иногда и поужинать. Зато, когда была последняя примерка, дядя Яшя ахнул от восхищения: невысокая, с большим животом, Валентина казалась сказочной красавицей в построенном Шурой белом свадебном платье. И живот совсем не был заметен!

– Ой, тётенька Шурочка, уж какое Вам спасибо-расспасибо! Я прямо сама себя в зеркале не узнаю! – лепетала Валя, встав на цыпочки и целуя кутюрье в румяные щеки.

Шура сияла от своего триумфа, как начищенный самовар. Диор в сторонке икал и грыз ногти от зависти.