Оксана Кириллова - Куклы во время шторма

Не то чтобы мне стало его жаль – скорее я ощутила смятение. Надо же, как неловко вышло. А теперь, раз уж я узнала, в какой больнице находится Стас, то, наверное, имеет смысл его навестить. Должна ли я это делать? Нет, не должна. Но, как-никак, я перед ним виновата. Хотя бы для очистки совести стоит это сделать, с тяжелым вздохом решила я в конце концов.

И в воскресенье я отправилась в больницу, купив по дороге парочку апельсинов и яблоко (думаю, ему хватило – некоторые очень опрометчиво считают, что, заболевая, человек тут же начинает потреблять фрукты в неограниченном количестве). Я рассудила так: если он не захочет меня видеть – тем лучше, не придется сидеть у его постели. В этом случае я точно выигрываю. А захочет – так и быть, развлеку его минут пятнадцать, заодно сойду за добрую и сердечную.

– Ты? – прохрипел Стас изумленно, когда я вошла в палату.

Выглядел он неважно: круги под глазами, нездоровый румянец на щеках, да и торчащий из груди катетер еще никого не украсил.

– Воспаление легких, насколько я понимаю, – заключила я, присаживаясь на край его кровати.

– Пока только подозрение на воспаление. Температура жарит, привезли в тяжелом состоянии, хотели даже в реанимацию отправить.

– Ты бы лучше поменьше разговаривал – тяжело же, наверное.

– А, нет, горло не болит, просто «село». – Он сверлил меня взглядом, и в его глазах был странный блеск, так что, не зная о его болезни, я могла бы решить, что он по уши влюбился в меня.

«Сейчас спросит, зачем я пришла», – подумала я.

– И зачем ты пришла?

– Навестить тебя.

– Добренькая ты моя. Кто тебе сказал, что я здесь?

– Это неважно.

– Ты ко мне домой заходила?!

– Я даже не помню, в каком подъезде ты живешь.

– Тогда не понимаю.

– И не надо тебе ничего понимать. Кстати, я тоже по-прежнему много чего не понимаю – зачем, например, ты пришел знакомиться с моими родителями.

– Опять. Тебе не кажется, что сейчас не время это обсуждать?

– Кажется.

– Ладно, я не знаю. Я НЕ ЗНАЮ, зачем это сделал. Просто подумал – почему бы и нет. Все? Успокоилась?

– Да я спокойна.

– Между прочим, ты сейчас рискуешь познакомиться с моими – они будут здесь с минуты на минуту.

– Ну, я и не думала задерживаться. А Алла приезжала?

– Нет, она только звонила вчера с утра, а я отправил ей сообщение, что я в больнице. Говорить я тогда почти не мог, сейчас еще ничего.

– Не приезжала, значит. Ну, так я и знала, – усмехнулась я. – В котором часу она звонила?

– Около десяти. А что?

– Ничего. Она не в курсе, что с тобой?

– Нет. Не спросила.

Значит, выяснила, что ее парень попал в больницу, и, не особенно заинтересовавшись этим фактом, спокойненько пошла развлекаться с другим. Или (это менее вероятно, но мало ли) вообще ночевала у Семы и тайком звонила Стасу оттуда. А монстра после этого делают из меня.

– Хорошая девушка, – резюмировала я.

Стас гневно глянул на меня, но промолчал. Что он мог на это возразить? Не утверждать же ему было, что нет, не хорошая.

– Обязательный фруктовый минимум здесь. – Я потрясла в воздухе пакетом. – Ставлю возле тумбочки. Это твоя тумбочка?

– Вообще-то, наша общая, – внезапно встрял старичок, сидевший на соседней кровати – почему-то оскорбленно. Наверное, ему тоже хотелось фруктов.

– Ну так угощайтесь и вы, – приветливо предложила я.

Стас поджал губы. Мало того, что по моей вине он попал в больницу – я еще и отнимаю у него апельсины.

Слава Богу, у старичка оказалась аллергия на цитрусовые и, узнав, что в пакете только одно яблоко, он тут же потерял ко всему интерес и решил подремать.

– Ладно. Я пойду, пока не пришли твои родители, – сказала я, поднявшись. – Если хочешь, могу зайти еще как-нибудь.

– Думаю, ты уже пожалела о том, что сказала, – угрюмо отозвался Стас, и это навело меня на мысль, что он знает меня лучше, чем я полагала. – Ну а о своем… предательстве ты, надеюсь, жалеешь?

– Предательство совершила твоя Алла, а не я, – тихо, чтобы не потревожить старичка, заметила я. – Предают близкие. Для остальных не помочь тебе в трудную минуту вполне естественно.

– Прикрываешься философией? – хрипло возмутился он. – Четыре года, Ида. Четыре года, значит, коту под хвост. Неужели после… всего, что… я не заслуживал даже сострадания?

На это мне тоже нашлось что ответить. Придумывать небанальные ответы в сложных ситуациях я любила – это было сродни логической игре.

– Сострадания заслуживают инвалиды, сироты и бездомные животные, – с умным видом заявила я. – А уж никак не полные сил молодые люди.