Федор Ахмелюк - Год совы

Все же, при всех его недостатках, именно Букарева Ахмелюк считал своим лучшим другом.

– Ты опять ужрат, чувак? – на всякий случай спросил Ахмелюк, пропуская друга на веранду.

– С чего ты взял?

– Ну, что-то давно уже ты ко мне не заходил.

– Я просто мимо шел, дай, думаю, зайду. Нальешь? – Букарев скинул кроссовки и направился вверх, пока Ахмелюк завинчивал банку с окурками.

Выпить Андрюха любил, это факт. Собственно, с его обостренной эмоциональностью – вот у кого надо было спрашивать, не принадлежал ли он к всеми осмеиваемой черно-розовой субкультуре! – ничего удивительного в этом не было. Всерьез его мало кто воспринимал, особенно женщины, у которых обычно при всей либеральности мышления в рабочем состоянии подсознательный тормоз, спрашивающий «ну какой же это самец?».

Ахмелюк распахнул холодильник, отодвинул пакет с какой-то уже начавшей пованивать чепухой и вынул банку «Толстяка».

– Лови, – он кинул банку Букареву. Тот мигом сковырнул ключ, приложился к банке и блаженно застонал.

– Аааа… Холодненькоееее… Ты сам как?

– Дежурю, как видишь, – хмуро сказал Ахмелюк.

– И долго еще будешь? Чувак, мне надо напиться.

– До девяти. Андрюх, если так срочно, то давай ты напьешься с Каваевым, а?

– Да не срочно. Но я поторчу у тебя до девяти, если не влом, конечно. У меня беда… – тоскливо заключил Букарев, скомкал пивную банку и швырнул куда-то в сторону мусорного ведра, конечно, не попав.

– Не мусори, – буркнул Ахмелюк. – Торчи, конечно. Что делать будем?

– А не знаю.

– Тогда… ну, я думаю, рассказ о твоей беде лучше поберечь до девяти, я правильно понял?

– Вполне.

– Ну что ж, тогда жди, – заключил Ахмелюк и снова уставился в монитор, почитать про засуху 1981 года. А еще, говорят, в октябре 81-го не было ни одного заморозка…

Что же дальше будет с нами? Сычуют, пьют, на мужиков не похожи… Где суровый бородатый воин с топором, похожей на мышку вечно беременной женой и тринадцатью детьми?

– А почему бы тебе тоже не выпить? – снова подал голос Букарев. – Все равно дома сидишь.

– Чувак, ты забыл? Я ж за рулем на работе. Или я куда-нибудь на Школьную пешком потащусь в противоположный угол города? Могу чаю налить. Только вдруг будет как в тот раз?

– Как в тот раз?

– Мы сидели у тебя, запивали тортик соком и обсуждали группу «Любовные истории». А потом пришел твой отец и сказал, что мы, похоже, педики.

– Ну и что? Мало ли что сказал мой отец. Он много всякой чепухи говорит, – отмахнулся Букарев. – Тем более что к тебе он точно не придет. И педики не будут обсуждать группу «Любовные истории». Они будут обсуждать таких же светлосиненьких чуваков из бойзбэндов. Да, кстати, ты что, забыл, что я не живу больше с отцом?

– А, ну точно. Так возьми, я не знаю, Кису, или Кавайного, и нажритесь все там. А вечером я к вам присоединюсь, если тебе так нужен именно я.

– Кису? Ты смешной. Киса ничего уже видеть не хочет, кроме своей работы и своих книг. Оно, конечно, похвально, но вот, знаешь, Киса нам хоть и друг, но ему насрать на мои проблемы. Кавайный работает. А когда приходит с работы, тоже никого видеть и слышать не хочет. Спать валится.

Кисой звали Макса Сотовкина, армейского друга, а ныне местного почтальона, ведущего образ жизни крайне замкнутый и сторонящегося женщин, а после одной истории, имевшей место быть два месяца назад, и вовсе закрывшегося ото всех. Ну да, проблем Букарева он не поймет – ему все это чуждо.

Так что все это было крайне печально, что и выпить с другом нельзя, и к другому другу пойти тоже не выйдет.

– Ладно, – сказал Ахмелюк. – Ща Мансуру позвоню, может, он не против.

Мансур неожиданно оказался не против, сказав, что и утром был тухляк и что денег они сегодня все равно вряд ли заработают, а Ахмелюку тогда надлежит первая половина смены в воскресенье.

– Лады, – сказал Ахмелюк, выключая телефон. – Теперь можем расслабиться и посвятить унылый день твоей проблеме.

– Короче, – начал Букарев, – я одного не пойму. Что им нужно?

– Кому – им?

– Да бабам, кому же еще. Одна моя знакомая…

Вариантов, подходящих под фразу «одна моя знакомая», Ахмелюк только навскидку мог прикинуть штук пятьдесят, поэтому надлежало в будущем спросить, как зовут эту самую знакомую и чем она занимается, потому что Букарев действительно ни черта не разбирался в женщинах и не мог найти к ним индивидуального подхода. Вообще у Егора был припасен на этот счет самый универсальный совет, другая тема, что Букарев в принципе не сможет и не захочет им воспользоваться.