Елена Шахова - Где зоны и лагеря

Анна Ивановна, не ожидавшая от брутального мужа ласковых слов, напоминала грозовую тучу, а Ирка маленький вулкан, накануне извержения. Обстановочка Яне была знакома.

И вновь неприятные предчувствия заставляли тревожно прислушиваться к словам отчима. Яна готовилась провести беспокойную ночь. Ах! Как бы хотелось закрыться в Иркиной комнате и посудачить. Увы, гостеприимство отчего дома придётся испить сполна. Яна мысленно поблагодарила себя за дальновидность: она приехала всего на восемь дней. Петрович уже осушил ёмкость, и маленькие серенькие глазки его, остекленело блестя, зорко ощупывали стол, выискивая заветную жидкость.

– Так что, Ян-ну-ну-шка, ты так и не выпила? – с ударением на каждом слоге громогласно поинтересовался Петрович.

– Я лучше поем. Бери, – кивнула Яна на пригубленную рюмку.

– Так ведь мало всем-то, – насупил Травкин мохнатые брови, ибо по справедливости разделить рюмку на всех отточенный глазомер отчима затруднялся.

– А кто хоть хочет-то, – сердито дразнилась Ирка.

– А как же! За приезд… чай, столько лет не виделись, опять же, грибы надо обмыть… первое купание… А-а-а…. джинсы?! – распалялся краснопузый Петрович.

– Угу. Опять же – первый вторник на неделе, – не поддержала Петровича падчерица.

Мать попыталась урезонить мужа, но уговоры, как и в те, далёкие школьные годы Яны, ни к чему не привели. Петрович, якобы глубоко обиженный и уж точно непонятый женским коллективом, легко опрокинув стопку, убежал искать мужской.

Напряжение и недосказанность сгущались, концентрируясь в неловкое молчание. Ирка тяготилась наступившей удушающей тишиной.

– Попьём чайку-то, бабоньки, – сжав губы и, потупя глазки, чтоб не расхохотаться, проокала по-стариковски Ирка.

– Надо бы, девонька, надо бы, – в тон ей отвечала Яна, отмахиваясь от своих плохих предчувствий.

– Старушечки нашлись, – колокольчиком рассмеялась мать, – ладно уж, я сама заварю.

От ароматного травяного чая Анну Ивановну слегка разморило. Сёстры понимающе перемигнулись и наперегонки бросились убирать со стола.

– Уложим мать и смоемся, – ущипнула Яна надувшую губки Ирку.

– Давай спать не будем. Хотя ты с дороги, наверное, спать хочешь. Тебе с поезда и отдохнуть-то не дали, – притворно тяжело вздохнула Иришка, выспавшаяся на целую неделю вперёд.

– Я нормально себя чувствую…

– А чего это вы там шушукаетесь? – возмутилась полусонная мать, приподняв голову с огромной пуховой подушки.

– Ничего, ничего, спи, давай, – грубовато – строго отозвалась Ирка.

– Как ты с матерью разговариваешь, дочь моя, – плаксиво отозвалась Анна Ивановна.

Слезливость и обидчивость матери и без спиртного были всегда близки к грани, за которой начиналась горькая-горькая обида и тяжёлое молчание. Поэтому, чтоб мать не плакала и не обижалась – слова при разговоре необходимо было тщательно подбирать, а не ляпать наобум Лазаря.

Ирка скорчила уморительную рожицу, и сёстры, прыская и толкаясь, бросились к кровати.

– Ну, вот тебе и веселье. А то запрётся в своей «келье» и сидит целыми днями дома. Уж как она тебя ждала… Как из печки пирога, – сладко зевала Анна Ивановна.

– Мам, я оправдаю «ейные» ожидания. Прям щас и начну. Ты спи спокойно, мы пойдём в Иришкину комнату. Не волнуйся: мы тебя закроем, а свою дверь оставим открытой, так что Петровича никак не пропустим. Спи спокойно.

Она наклонилась, чтобы поцеловать мать, но Ирка торопилась повторить жест старшей сестры и они, звонко стукнувшись лбами, чмокнули мать в ухо.

– Ой, голова-то моя треснула, наверное, – тут же театрально запричитала Ирка.

– А у меня освещение включили, я теперь долго в темноте видеть буду.

– А то, что меня глухой сделаете, это вам всё равно. Уходите, – капризно-строго отозвалась Анна Ивановна.

– Всё, всё, мамочка, мы уже исчезаем, – в притворном ужасе округляя и без того огромные глаза, и пятясь из комнаты, шипела Ирка.

Они выскочили из квартиры со щенячьим восторгом.

– Ну, показывай свои хоромы. Ого! Какая чистота. Это всегда так?

– Да размечталась! Исключительно к приезду дорогих гостей, – и Иришка, дурачась, чмокнула сестру в щёку. – Сейчас я включу светильник, закрою окно, а то комары налетят… Ты садись куда-нибудь, – небрежно смахнула Ирка одежду со стула.

Ира включила потрепанный абажур, стоящий на столе, и убогое убранство «кельи» прикрылось услужливой уютной темнотой. Яна присела к круглому столу и поёжилась, сопротивляясь воспоминаниям: тот же стол, та же жёлтая скатерть с чёрными тюльпанами и длинной бахромой…