Герберт Грёз - Сломанная Третья

И только следователю районной прокуратуры майору Бахареву было не до радости. Разбирая вновь поступившую корреспонденцию он наткнулся на письмо, выбившее его из колеи сразу и надолго.

Все реквизиты скучно правильные. Отправитель – некий Тревма Аркадий Маратович, адрес местный: переулок Лазо, дом 7а. Печать почтового отделения соответствует району адреса отправки. Адрес доставки тоже верный: Московская, 15, прокуратура… Но только текст письма составлял явный идиот. Или вредитель. А может, и то, и другое.

Бахарев перечитывал послание несколько раз, но ничего не менялось ни на бумаге, ни в голове.

«Как самый темный час бывает перед рассветом, но не всегда самый светлый перед закатом. А время настало случиться такому. В ярком свете возрадуетесь, не видя тьмы в следующем шаге. Доколе дрожит земля прежде тихая, прощенная, нет вам покоя и умиротворения. Искры яркие не видят глаза слепые, дымом затянуло дорогу. Скоро, скоро все случится».

Кофе остывал в пятый раз, причем теперь уже даже и вовсе забытый в микроволновке. Почему-то майора это письмо заинтересовало, взволновало и напугало гораздо сильнее всех остальных. Разумеется, за годы службы ему приходилось и не такое читать, например: «Господин прокурор! С моего потолка инопланетяне во главе с президентом НАТО посылают в мой глаз сжигающие лучи…»

Но именно эта депеша чем-то выбивалась из потока безумных фантазий не совсем здоровых граждан. То ли непонятной метафоричностью, то ли чем-то еще… Бахарев не понимал, а оттого нервничал очень.

Сначала он подумал, что это предупреждение какого-то злобного террориста-поджигателя о готовящемся пожаре. Но отсутствие координат предполагаемого места преступления, да и еще что-то в самом стиле послания подсознательно разубедили следователя.

В отчаянии он забросил письмо в ящик своего стола и открыл интернет-карту города. «Лазо, 7а». Оп-ля! Точка, которую отметил бесстрастный и бесчувственный поисковик, указывала совсем не на то, что ожидал увидеть детектив. Настолько не на то, что Бахарев тихо выругался и откинулся на кресло, не в силах больше размышлять и сопоставлять.

«К черту, – подумал он. – Чей-то глупый, гадкий розыгрыш. Забыть немедленно. Дел по горло, а тут еще на Перекопской явный висяк нарисовался…»

И, вспомнив про томящийся в микроволновке кофе, следователь постарался переключиться на более практичные и насущные дела.

Если бы не покусывающий носы мороз, можно было бы подумать, что в город вместо зимы приходит ясная весна. Даже вечно неторопливые троллейбусы словно оживились и прибавили ходу. Казалось, какая-то эссенция радости разлилась по ослепительно сияющим улицам и невысоким домишкам.

И только к вечеру, когда солнце, словно стыдясь своего дневного пьяного веселья, покраснело и захотело спрятаться за холмы, радость начала сменяться странным унынием.

Звуки обострились, воздух стал колким и агрессивным.

Что-то надвигалось на город. Что-то мрачное и жуткое…

В половине первого ночи молодая мама Юля Ливицкая внезапно проснулась от того, что к ней в кровать забрался ее сынишка, четырехлетний Артём.

– Артёмка, ты чего не спишь у себя?

– А около моей кроватки тетя стоит, – серьезным голосом ответил мальчик.

– Чего? Какая еще тетя? – непонимающе спросила Юля.

– Плохая. У нее глазок нет. И я ее боюсь.

Женщина вскочила в кровати и растормошила мужа.

– Дим, проснись! У Артёмки, кажется, галлюцинации!

– А? – мгновенно раскрыв глаза и собравшись, отреагировал глава семейства. – То есть?

– Ему какая-то тетка без глаз привиделась возле кроватки.

– Не виделась, – возразил мальчуган. – Она там взаправду есть. Стоит и качается, а еще песенку поёт.

– Какую? – в один голос спросили родители.

– Странную, – невозмутимо ответил малыш. – Я ее не понимаю.

– Тихо! – шепнул отец. – Слышите?

И в самом деле, за стеной кто-то тихо пел. Слов было не разобрать, но голос был удивительно красивым, только невероятно грустным.

Дмитрий аккуратно слез с кровати и подошел к двери. Прислушался.

– Черт меня разбери, если я знаю этот язык, – прошептал он. – Где мой диктофон?

Стараясь не шуметь, он открыл свой ящик в столе, нащупал в темноте прибор и поднес его вплотную к дверному полотну. Засветился красный огонек, и нежный звук, упакованный в бесчувственные пакеты цифр, лег в глубину микросхем.

Минуты через две все стихло. Дмитрий осторожно повернул ручку и медленно открыл дверь. И в ту же секунду отпрыгнул назад с едва сдержанным воплем.