Евгений Попов - Ветербург. Каждое дерево качается отдельно

– Дайте мне полкило демократии, триста граммов избирательного права и кило либерализма, в обмен на три кг социализма и два кг льгот.

А на гарнир, пожалуйста, сто граммов измены. А вот глупости… Нет, глупости не надо. Глупость сама влезет. Или следом придёт.

Женщина застыла в немом изумлении. Стоявший рядом мужчина средних лет, коротко взглянув на говорившего, сказал, после паузы:

– Что вы наделали… Спящая красавица на рабочем месте разорит хозяина и вылетит с работы.

Спящая красавица очнулась, закрыла рот, а потом неожиданно рассмеялась. Тут же нашлась:

– Не стройте мне куры. А вы не пугайте меня! – и, поправив причёску, строго добавила: У меня рабочий день.

– А у Вас словарь интересный. Вы из филологов?

– Я из простолюдинок, вышедших в филологи. Герценовский.

– А я подумал – из математиков. Вы так ловко ведёте светский разговор, при этом чётко всё пробиваете и со сдачей не ошибаетесь.

– Что делать. Опыт уже имею немалый.

– Тогда Вам прямой путь на сцену.

– А, может, в школу вернётесь? Вот моя визитная карточка. В нашей школе литературная вакансия.

– О! Да мы тут с Вами боремся за сердце прекрасной дамы.

– Типа «По вечерам, над ресторанами…»?

– Ой, мальчики, не надо. Тут классик явно переусердствовал. Повторите и вслушайтесь в звукопись.

Мужчины смотрят друг на друга, повторяя в уме цитату. Потом дружно смеются.

– В школу. Конечно в школу. Дети в Вас будут души не чаять. Вы такая находчивая!

– Возражаю! В театр. Нет, конечно, сначала в студию.

– Смеётесь, что ли? В студию. Я Доронина, что ли, из фильма «Старшая сестра»?

– Мы оба сражены и убиты Вами наповал.

– Выбор за Вами.

– Решайтесь!

– В таких случаях девушки говорят: я должна подумать…

Я вошёл в издательство и стал вести себя, как шпион. Сначала я прошёл и поговорил с кем надо. Потом стал блуждать по коридорам, забыв, где вход и вышел в другую дверь, во двор. Потом вернулся и направился по лабиринтам коридора, заглядывая в кабинеты и тупички, зашёл в туалетную комнату, потом ещё раз покружил по лабиринту. В голове внезапно возникла фраза: «Оставь подслушивающее устройство». Этой фигни у меня не было, но вдруг возникло желание заиметь. «Зачем это?», – подумалось и вышлось на свободу.

Шёл сильный дождь, и окно автобуса стало водно-шероховатым и похожим на рыбную чешую. Интересно, что эта водная чешуя была такая крупная, никогда такой не видел. По Неве плыла кроссовка – серебристый прогулочный катер, напоминавший броненосец. Вдали склонялись портовые краны. Город показался родным, как никогда. Как будто это я бросил якоря у Адмиралтейства. Надолго ли – никто не знает, в курсе разве что ангел на Александровской колонне.

Рядом, в саду раскинут ярко-оранжевый коврик прямоугольной клумбы, дальше – задумчивый Сталин-Пржевальский. И фонтан.

– Зачем в дождь фонтан не выключают? – подумалось. А дальше стало думаться о Зимнем дворце. Стало интересно: когда вернётся монархия, царь опять заберёт дворец, этот и Аничков, или не заберёт и поедет жить в Москву? Ограничится лишь Константиновским, а остальные музеи оставит народу и детям?

Мой герой вышел у Гостиного двора. Я следил за ним давно, но ему было на это наплевать. Потому что он теперь считал себя князем, на худой конец, дворянином или волшебником, внезапно открывшим в себе дар безболезненного перевоплощения и телепортации.

– Видимо, это результат поспешных попыток воцерковления, – опять подумалось.

Герой обернулся и показал мне кулак. И был прав, ведь не о княжеском титуле он говорил мне, а о графском. Но я занимаюсь художественным вымыслом. Текст же требует правды текста. Оказывается, она безальтернативна. Ох, эти либералы! Даже в самое сокровенное влезли. Застучали сверху, засверлили! Мало того, что интернет сожрали, они ещё художественным творчеством рулить хотят. Недаром писатель Носов фигурными скобками от них прикрывается, складывает внутри них заветное, открывает его только после вручения премий, зная, что регалии создают хоть минимальную, но защиту.

А мой герой хоть и задирает нос, но воли ему не хватает. Видимо, сказывается жизнь в пригороде. Он жил там до двадцати пяти лет. Я пытаюсь создать его парадную статую, а он не хочет стоять и всё падает. Он начинает напоминать мне фигуры Геракла, стоявшие под крышей здания местной почты. Почта была построена до Октябрьской революции, потому на ней Гераклы и оказались. Они подпирали почтовую крышу и не были похожи на почтовых голубей, готовых взлететь по первому свисту. Но, похоже, что Гераклам там было высоковато, поэтому, опёршись на палицы, они задумчиво смотрели на землю. Встать на землю им помог случившийся пожар. Пожар потушили, но Гераклы закоптились и вскоре исчезли или куда-то ушли. Да и подпирать им стало нечего – крыша стала плоской. Они теперь одну дачу охраняют и любуются подстриженным лужком.